вынес, потому что поверил в свой род и в могущество, предназначенное этому роду, а потом дожил до того времени, когда увидел, что и самый род его и его мнимое могущество сметены ветром грядущего. И ныне он говорил о том, почему так случилось: он судил и исправлял.
Он упомянул о первом Кюриньоне, простом рабочем, основавшем вместе с несколькими товарищами «Бездну»; Кюриньон был так же беден, как они, но, должно быть, более ловок и бережлив. Затем старик рассказал о себе, о втором Кюриньоне, нажившем миллионы в упорной борьбе, которая потребовала от него необыкновенной энергии, неустанного напряжения всех умственных и физических сил. Но хотя он и совершил чудеса работоспособности и творческой изобретательности, хотя он и нажил богатство благодаря тому, что с исключительной прозорливостью разбирался в условиях производства и сбыта, он отлично знал, что он всего лишь продолжатель, что его успех подготовили многие поколения тружеников, что источник его силы, его торжества в них. Сколько понадобилось крестьян, изнемогавших на пашне, сколько рабочих, надрывавшихся в мастерских, чтобы выдвинуть двух первых Кюриньонов, завоевавших себе огромное состояние! В них накопилась неистовая жажда борьбы, жажда обогащения, жажда подняться классом выше, постепенно нараставшее стремление освободиться от нищеты и рабского труда. И вот, наконец, один из Кюриньонов победил, вырвался из темницы, добился долгожданного богатства, в свою очередь, стал богачом, хозяином! И почти тотчас же за этим, уже через два поколения, его потомство захирело, впало «в ничтожество — расслабленное, испепеленное наслаждением, как пламенем!
— Надо вернуть все, надо вернуть все, надо вернуть все…
Старик упомянул о своем сыне Мишеле, который, совершив множество безумств, застрелился накануне истечения срока выданных им обязательств. Другой его сын, Филипп, женился на развратнице, был ею разорен и кончил жизнь в результате бессмысленной дуэли. Дочь Лора не оставила потомства, она умерла в монастыре, во власти мистических видений. А вот судьба двух его внуков: полубезумный рахитик Андре, сын Филиппа, умер в доме для умалишенных, а сын Мишеля, Гюстав, похитивший у отца любовницу и деньги, приготовленные для уплаты долгов, вскоре погиб трагической смертью по дороге в Италию. Г-н Жером упомянул, наконец, о своей дорогой, благоразумной, любящей внучке Сюзанне, муж которой, Буажелен, купивший в свое время «Бездну» и Гердаш, теперь довершил разгром их рода. Развалины «Бездны» еще не успели остыть после пожара: то была расплата за глупость и позор. А Гердаш, где он мечтал видеть свое многочисленное потомство, опустел; в его безлюдных гостиных, в его печальном парке бродит лишь бледный призрак развратной хищницы Фернанды, нанесшей последний удар их роду. Один за другим представители рода погибали, расшатывая, разрушая дело, основанное его отцом и укрепленное им самим, Жеромом; а в это время напротив «Бездны» вырос новый завод, Крешри, ныне процветающий, полный жизни, той грядущей жизни, которая уже зарождалась. Он знал все это: все это совершалось на его глазах, во время его бесконечных прогулок; он думал об этом в те долгие часы немого созерцания, когда перед его взором вновь вставала «Бездна» в час выхода рабочих, вставал завод Крешри, где ему кланялись, его старые рабочие, перешедшие сюда, вновь вставала «Бездна» — такой, какой он видел ее в то утро, когда от его любимого завода остались одни дымящиеся развалины.
— Надо вернуть все, надо вернуть все, надо вернуть все…
Господин Жером беспрестанно, все с большей силой повторял эти слова, возникавшие среди медленного потока его речи: они казались необходимым выводом из тех удручающих событий, которые принесли старику столько страданий. Богатство, нажитое чужим трудом, отравлено и отравляет владельца; не потому ли рухнуло так быстро благосостояние его рода? Наслаждение, доставляемое таким богатством, — опасный микроб, оно разлагает род, приводит к его вырождению, разрушает семью, служит причиной ужасающих драм. Оно-то на протяжении менее полувека и пожрало ту силу, тот ум, тот талант, что накопились в Кюриньонах за целые века тяжелого труда. Он и его отец, эти мощные труженики, впали в заблуждение: они решили, будто имеют право во имя своего личного счастья завладеть и насладиться тем богатством, которое создано руками их товарищей. И долгожданное богатство на деле обернулось карой. Нет ничего безнравственнее, чем ставить в пример другим разбогатевшего рабочего, ставшего хозяином, властелином тысячи согнутых трудом людей, из которых он выжимает деньги. Тот, кто говорит: «Ум и бережливость позволяют простому кузнецу достичь богатства», — усиливает социальное неравенство, толкает людей не неправедное дело. Счастье избранника строится на несчастье других — тех, чье счастье он урезывает и похищает. Рабочий, достигший богатства, преграждает дорогу тысячам своих товарищей, живет за счет их нищеты и страданий. И часто наказанием счастливцу служит самый его успех, само его богатство, несообразно быстро нажитое и потому губительное. Вот почему единственное спасение для богача — вернуться к спасительному труду, трудиться, как трудятся те, кто сам зарабатывает себе на жизнь, кто обязан своим счастьем лишь собственному разуму и рукам.
— Надо вернуть все, надо вернуть все, надо вернуть все…
Надо вернуть все: богатство, похищенное у других, губительно. Надо вернуть все: в этом — выздоровление, спокойствие, счастье. Надо вернуть все — не только во имя справедливости, но и во имя собственного интереса: ведь счастье отдельного человека заключается лишь в счастье всех других людей. Надо вернуть все, чтобы лучше себя чувствовать, чтобы прожить здоровую и счастливую жизнь среди всеобщего мира. Надо вернуть все: если бы сильные мира сего, своекорыстно, несправедливо завладевшие общественным достоянием, завтра вернули бы те богатства, которые они расточают на свои эгоистические наслаждения, вернули бы обширные имения и рудники, заводы, дороги, города, то немедленно воцарился бы всеобщий мир, любовь снова расцвела бы среди людей, на земле оказалось бы такое изобилие благ, что не осталось бы ни одного бедняка. Надо вернуть все: надо подать пример, чтобы другие богачи поняли, почувствовали, в чем таится недуг, который их подтачивает, чтобы они захотели вновь приобщить своих, потомков к деятельной жизни, к каждодневному труду, — ведь всего вкуснее хлеб, заработанный своим трудом. Надо вернуть все, пока еще не поздно, пока это еще требует некоторого душевного величия, надо возвратиться назад к товарищам, надо исправить содеянную ошибку, надо вновь занять свое место в рядах тружеников, надо работать вместе с другими во имя скорейшего наступления царства справедливости и мира. Надо вернуть все и умереть с чистой совестью, радуясь исполненному долгу, завещав последнему представителю своего рода спасительный урок искупления, чтобы тот мог восстановить угасающий род, избавить его от заблуждения, продолжить его в силе, радости и красоте.
— Надо вернуть все, надо вернуть все, надо вернуть все…
На глазах Сюзанны показались слезы при виде того восторга, который пробудили слова деда в ее сыне Поле. У Буажелена вырывались нетерпеливые жесты, выдававшие его раздражение.
— Но объясните, дедушка, — спросила Сюзанна, — кому и как должны мы вернуть назад то, что имеем?
Старик обратил на Луку свои глаза, полные света.
— Я пожелал, чтобы создатель Крешри здесь присутствовал именно для того, чтобы он выслушал меня и помог вам, дети… Он уже многое сделал для восстановления справедливости, он один может послужить здесь посредником и вернуть остатки нашего состояния моим былым товарищам, их сыновьям и внукам.
Горло Луки сжималось от волнения при виде такого необычайного благородства; однако, чувствуя враждебность Буажелена, он заколебался.
— Я могу сделать только одно, — сказал он. — Именно, принять хозяев «Бездны», если они этого пожелают, в нашу ассоциацию. «Бездна» расширит нашу семью тружеников по примеру других, уже присоединившихся к нам заводов; она сразу увеличит вдвое значение нарождающегося Города. Если под словами «вернуть назад» вы разумеете возврат к большей справедливости, постепенное приближение к полной справедливости, я могу вам помочь и соглашаюсь на это от всего сердца.
— Я знал это, — медленно ответил г-н Жером, — большего мне не нужно.
Тут Буажелен не выдержал и запротестовал: — Ну нет! Это совершенно не входит в мои расчеты! Как мне ни жаль «Бездны», я готов продать ее Крешри. Цену мы обсудим дополнительно. Сверх этой суммы я хотел бы сохранить за собой право участия в прибылях; размеры моей доли мы также установим потом. Мне нужны деньги, и я хочу продать завод.
Это был тот план, который Буажелен обдумывал уже несколько дней; он был уверен, что Луке страстно хочется приобрести земли «Бездны» и что ему, Буажелену, удастся сорвать крупный куш и вместе с тем обеспечить себе доход на будущее время. Но весь этот план тут же рухнул: Лука твердым голосом, в котором чувствовалась непреклонная воля, заявил:
— Мы не можем покупать. Это противно духу нашего дела. Мы лишь ассоциация, семья, открытая для
