чужому пахнущую землю. Артур подумал об этом и усмехнулся: «Кстати, а как пахнет наша? Не помню. То ли не замечал, то ли еще что…» Капитан, как и все, растянулся не на такой уж колючей — это выяснилось опытным путем — траве. И смотрел в звезды — пристальные, огненные глаза неба. Но они не казались ему глазами — так их воспринимала Озр, в полном соответствии с одним из ходячих суеверий Десанта. Когда постоянно встречаешь массу ненормального и самым понятным из него оказываются электромагнитные, гравитационные и вакуумные организмы,[54] поневоле встаешь перед выбором: либо сузить понятие жизни до белковых структур (и некоторые Десантники действительно считали себя мертвой материей), либо расширить его до бесконечности… Термин «псевдожизнь» успокаивал дураков, но на большее не годился; либо — либо, живое — неживое…
Между ночью и людьми ничего не было — никакой туристской автоматики, никаких стен. И землянам ночь казалась чарами чужого мира, колдовством, несвойственным Земле… Озр привыкла видеть планеты вот так, лицом к лицу — и в тьме, ветре, шепоте степи видела только новую, одну из бесчисленных волн Бездны… Командор не могла понять все эти миры — и те не могли понять ее. Таким отчуждением принято хвастаться в компаниях Десантников. И очень неприлично говорить о том, что иногда, вот в такие минуты, отстраненность может начать истончаться, трансмутироваться…
Время дежурства Озр кончилось. Она встала с земли, на которой сидела, и разбудила еле-еле уснувшего Игоря. В ответ на его выразительные вздохи с насмешливым состраданием посоветовала держать нервы под контролем и легла.
Перенакачанным стимуляторами клеткам нужно всего пять часов сна в неделю, и их можно запасти впрок. Командор подумала, что это разумно сделать сейчас на всякий случай. Она оставила обычный (то есть обширный) набор «сторожевых пунктов». И отключила свой мозг.
Игорь сидел, вертел в руках какую-то местную былинку и боролся с желанием пожевать ее. И жалел о костре — его свет наверняка смог бы отпихнуть ночь на несколько метров. (А сейчас и такой мизер был бы непередаваемым благом.)
— Здравствуй… — Тихий, ласковый голос сказал это на местном языке. Пилот по-кошачьи, в движении разворачиваясь лицом к женщине, вскочил на ноги, приготовившись к драке. В этот момент недоостывшее ночное небо будто лопнуло, освободив малиново-золотые полотнища северного сияния. Они перемигивались — как индикаторы исполинской машины. И на фоне этого яркого, неверного света стояла…
Она была высокой, гибкой, соблазнительной. Крохотная туника, похоже белая днем, меняла цвета вместе с небом. На темных, блестящих волосах до пояса тоже играли подобия всполохов. Полные губы казались почти коричневыми. И — что тоже крайне важно — при таком освещении ее нельзя было отличить от землянки-европейки.
(Командор безмятежно спала — ее обволокло поле, блокирующее поступление к ней всех нежелательных сигналов среды.)
Смех — звонкий, тоже малиновый.
— Ты думаешь, я брошусь на тебя с когтями, расцарапаю лицо? — Свет на мгновение ставший грубо- золотым, облил юное, совсем беззаботное лицо.
Игорь только сейчас заметил, что стоит в боевой стойке. Вспыхнул, вышел из нее, церемонно поклонился. Действительно, карате… казалось сейчас не самой уместной вещью.
Как прокружились следующие полчаса? Незнакомка и пилот сидели на траве, болтали. Девушка потихоньку придвигалась все ближе. Потом вдруг оказалась совсем-совсем рядом, доверчиво прижалась к его груди. В небе мешались золото и кровь. Поцелуй, второй, затем все остальное…
Она внезапно выскользнула из рук Игоря — как змея. Очень быстро подобрала с травы свою тунику:
— Наверное, твой караул уже кончился.
Еще не понявший, насытился он или нет, землянин фыркнул:
— Чепуха!
— Но тебя отругают.
Кровь бросилась в лицо. Быть ругаемым — то есть подчиненным кому-то почему-то показалось до предела обидным. Темнота хорошо спрятала пылающие уши и щеки — сияние как-то незаметно кончилось, а звезды были слишком далеки и слабы. Девушка — он даже не узнал, как ее зовут, — нежно обняла его:
— А я не хочу, чтобы тебе было плохо.
Тут до Игоря внезапно дошло все, абсолютно все об этой ситуации. Да за такое… В полетах интимные отношения строжайше запрещены, космолетчиков все время пичкают анти-сексовыми пилюлями… Мутанты никому не нужны, а вне Земли их рождается… А здесь еще и аборигенка, еще и контакт! Разврат, невероятная аморалка, вышибут… О-о!!!
— Но мы еще встретимся? — Пилот сам не понял тона своего вопроса. Страх и вожделение уживались вместе отвратительно, от этой смеси хотелось бежать куда-нибудь на конец мира.
— Да, но позже… — Он все-таки расстроился от этого «позже», и она лукаво добавила: — Я оставлю тебе подарок, то, что тебя всегда защитит. У нас это зовут волшебной силой.
Он не знал, как себя вести, и поэтому рассмеялся:
— Старик-отшельник говорил, что такие штучки опасны.
— Значит, ты беседовал со злым отшельником. Нисколько не опасно. Вот так… — Руки девушки внезапно стали обжигающе горячими. Они начали кружиться вокруг головы Игоря — и за ними неслись струи жара. Пилот абсолютно твердо знал, что все это — чушь, гипноз. И, пытаясь сделать ситуацию менее кретинской, тихо и искусственно смеялся, пытаясь поймать эти ладони. Страсть к этому времени ушла — так же оперативно и непонятно, как и северное сияние.
Внезапно руки, еще болезненно-теплые, легли на голые плечи пилота.
— Вот и все. До свидания.
И — одна темнота, степь. Игорь сморгнул, завертелся, всматриваясь во все подряд. Ни намека на движение, ни звука. Только где-то вдали, под звездами, подал голос зверь — или насекомое? Крик походил на карканье вороны в жестяной банке и сейчас казался просто издевательским.
Ладно. Раз он не находит следов — капитан их тоже не отыщет. Все будет шито-крыто. Игорь запретил себе думать о случившемся — что получилось вообще-то уж слишком легко. Оделся, разбудил Артура, лег — и без проблем провалился вначале в дрему, а потом во что-то неестественно черное, в то, что непрогляднее пещерной тьмы…
Озр кончила спать впрок. Она не двигалась и пыталась разобраться, что же изменилось поблизости. Слава Бездне, пока не пахло ни смертью, ни явной опасностью. Но… Аромат в окружающем пространстве витал нехороший. И непонятный.
Утром Игорь забыл о незнакомке — полнейшая амнезия. Дорога — та самая, на чьей обочине космолетчики «вывалились» в этот мир, — вела дальше, в рассвет, такой же неоновый, как и закат, в самое сердце мертвой зари — или просто в ее топку?
Роль лидера сама собой снова оказалась у Командора — как у самого спокойного сейчас человека. Все шли быстро, торопясь. Теплый, стоячий воздух словно пытался приклеиться к непонятно отчего вспотевшей коже. (Артур подозревал, что пот был легкой формой аллергии к чему-то в атмосфере, но не мог ручаться за это, так как кожа Инги была совсем сухой.)
Горизонт и полоса леса на нем приближалась неестественно быстро. Здесь было что-то не в порядке с дальней перспективой — расстояния казались даже больше земных, но реально оказывались гораздо меньше. Впрочем, над этой странностью думали только земляне — Озр эти оптические эффекты были более чем ясны.
Шли без проблем — если не считать стремительно навалившейся жары. Артур мечтал о любом клочке тени и думал, что местные штучки с пространством не так уж и плохи, было бы много хуже, если б деревья отодвигались по мере приближения.
Лес действительно встретил тенью — но совсем не прохладной. Зато идти по нему, рядом с дорогой, было очень легко — кустов здесь почти не росло, ветви подрагивали где-то вверху, над головами. Серебристый лишайник, покрывавший землю так же плотно, как асфальт, мешался не больше хорошего ковра. Так что землянам можно было до головокружения озираться на каждый (здесь все подозрительно!) шорох. Озр обходилась своим великолепным боковым зрением.
