- А разве уходят от миллионеров?
- Получается, уходят. Депутатишка один увел. А у Сани в итоге стресс – бухал, как не в себя – сутками напролет, и сутками смотрел телик. И так полгода! Как следствие, вслед за женой у него отъехала и крыша. Вот так бывает… А мы с ним за одной партой сидели!
- Сочувствую, - сказал я. – А где он сейчас?
- Да в основном в больнице, в отдельной палате лежит, а на выходные сестра его двоюродная забирает – квартира то у него огромная - в самом центре, семь комнат, да вот только для счастья в ней комнатки так и не нашлось. Я завтра, кстати, к нему поеду – проведаю в домашних условиях.
- А в чем проявляется его ненормальность?
- В смысле?
- Ну там - одни голоса слышат, другие Наполеона в себе находят.
- Ну, я толком сам не понял, говорят, на этнической почве подвинулся – это, типа, всё, что у нормальных современных граждан рождает чувство возмущения и негодования, – у него вызывает дикий восторг. Лечащий врач объяснял ребятам, как этот синдром называется, они мне даже говорили, но я – забыл. Если хочешь, пойдем со мной, ты ж его тоже, кажется, немного знал?
- В принципе, можно, - согласился я, а потом, подумав, спросил. – Слушай, Карпуха, а как он вообще – буйный или тихий?
- Не знаю, вроде, я так понял, не сильно буйный, хотя… все, кто у Косоворотова побывали, говорят - мрачное зрелище, не для слабонервных. Правильно поэт заметил - «Не дай мне Бог сойти с ума. Уж легче посох и сума». Ну, короче, сами увидим. Давай – завтра в 10 утра – метро Майдан Незалежности – встречаемся у касс.
Я повесил трубку, а вечером, уже лежа в кровати, долго не мог уснуть. Я, хоть и смутно, но помнил Саню Косоворотова. Он был немаленького роста и всегда читал стихи Пушкина на школьных мероприятиях – любил русскую литературу. И еще любил мастерить резиномоторные модели самолетов, они так здорово и высоко летали - вокруг него всегда пацаны с младших классов крутились. Вот кто должен был быть учителем! Всё-таки трудно заранее угадать, кто из кого вырастет и уж тем более, какая с кем приключится беда.
В 10 утра мы встретились с Карпухой и отправились проведать его бедного богатого друга детства. Дверь нам открыла худенькая женщина средних лет, сразу впустила нас в дом и попросила подождать в огромной прихожей, из которой вели несколько закрытых дверей. Она исчезла за одной из них, и, вернувшись через пару минут, тихо сказала:
- Я вас только очень прошу – не спорьте с ним, пожалуйста, и во всем соглашайтесь!
Не успела она договорить, как центральные двери распахнулись и появился сам хозяин дома – Саня Косоворотов. Высокий и даже статный, он был одет немного экстравагантно, но в целом гармонично. На нем была черная узорчатая вышиванка, такие же черные шорты до колен и такого же цвета мохнатые тапки с головами пчел.
- Слава Украине! – сказал он.
- Героям слава! – ответили мы с Карпухой.
Хозяин широко улыбнулся и гостеприимно пригласил нас пройти.
Мы вошли в большой полукруглый зал с огромными окнами, на которых висели черные шторы, из-за чего все было погружено в полумрак.
- Хотите чаю? – спросил Косоворотов, и, не дожидаясь ответа, крикнул сестре: - Надюша, нам чайку, пожалуйста, сообрази! Сейчас, друзья, я приду - проконтролирую, чтоб поскорее, а вы присаживайтесь, чувствуйте себя, как дома.
Хозяин вышел, а мы сели на мягкий кожаный диван и принялись рассматривать комнату. Первое, что бросалось в глаза, это обилие портретов Шевченко. Большие и маленькие, выполненные маслом и акварелью, вышитые нитками и выложенные мозаикой они висели по всем стенам, стояли в углах и даже лежали на полу. «Идеальная обстановка, чтобы сойти с ума, - подумал я. Впрочем, других признаков ненормальности хозяина в комнате не наблюдалось. Ну разве что еще несколько необычным показалось преобладание черного цвета – черный рояль, черное покрывало на кровати, черный ковер. Но это, как говорится, дело вкуса…
Возле окна на подоконнике стояла клетка с большой вороной, которая лапой всё время чесала свой клюв. Я вдруг с удивлением заметил, что клюв у птицы был крепко обмотан лейкопластырем.
- Болеет, видимо, чем-нибудь, - тихо сказал Карпуха. – А Саня, кстати, внешне совсем не изменился. Но меня он, по-моему, совершенно не узнал.
- У меня даже такое впечатление, - заметил я, - что ему, в принципе, вообще без разницы, кто мы и зачем пришли. Он живет в своем мире и по своим правилам. Может, он тут липкой лентой всем головы обматывает.
- Да ну, - возразил Карпуха. – Хотя, одноклассники, которые его посещали, долго оставались потом под впечатлением. И, главное, практически ничего не могли толком рассказать.
Вскоре вернулся хозяин дома с подносом в руках.
- Угощайтесь - отличный черный чай. Настоящий украинец должен пить только черный чай. Вы любите черный чай?
Мы оба кивнули и взяли по чашке. И, хотя я черный чай терпеть не могу, и признаю лишь зеленый, но, помня предупреждение сестры, огорчать хозяина дома отказом не стал. Очень, конечно, еще хотелось спросить, почему украинец должен пить именно черный чай, но я сдержался. Кто знает, какую реакцию вызовет мой вопрос? Мне вдруг вспомнилась детская пугалка, мы оказались как будто внутри нее: в черной-пречерной комнате на черном-пречерном диване мы пили черный-пречерный чай. А человек в черной вышиванке сидел напротив нас, и мы не знали наверняка, какого цвета у него мысли.
- Вот, как раз нам к чаю еще и пиццу привезли! – обрадовано сказал хозяин, увидев вошедшую сестру с плоской картонной коробкой в руках. – Спасибо, Надюша, очень кстати.
Косоворотов открыл пиццу, от которой тут же пошел приятный аромат, и, прикрыв глаза, втянул носом воздух.
- Райский запах! – произнес он. - Я ее часто заказываю – у нас тут рядом с домом ресторан. Смотрите - хрустящая, жирная, с черными оливками - вкуснотища неописуемая!
Я вспомнил, что утром толком не позавтракал, и мимо воли сглотнул слюну. Косоворотов взял нож и начал было ее разрезать, но вдруг остановился.
- Ух ты, какая-то она сегодня аэродинамическая, - сказал он, оглядывая пиццу со всех сторон, и кивнул нам: - А ну, давайте, быстрее - за мной!
Взяв пиццу в руку, он открыл балконную дверь и вышел. Мы, ничего не понимая, поспешили за ним.
Дом стоял на возвышенности и с шестого этажа открывался отличный вид - даже был немного виден Майдан.
- Ну-ка, поглядим, насколько она летабельная, - сказал Саня и вдруг резко с полуоборота и с подкруткой швырнул пиццу с балкона.
Пицца, и правда, оказалась очень даже приспособленная к дальнему полету. Взмыв вверх выше крыш, она, подхваченная потоком воздуха, освобождаясь по мере вращения от оливок, понеслась в сторону потока машин на Крещатике и скрылась за деревьями.
- Класс! Ну чисто НЛО! – восхищенно сказал Косоворотов, проводив ее счастливым взором. – Эх, жаль не увидели, на что она шлепнулась… Это была одна из лучших моих пицц. – И потом, немного погрустнев, добавил: - И почему люди не умеют летать, как пиццы?
Мы вернулись в комнату и продолжили пить чай – без ничего и в полном молчании, переваривая, вместо пиццы, произошедшее. Да еще и под наблюдением строго следившего за нами со всех сторон Тараса, от изобилия которого делалось не по себе. Трудно было найти в комнате такое место, чтоб не встретиться с какими-нибудь из его бесчисленных глаз. Притихший было Косоворотов, перехватив наши взгляды, снова оживился (он оказался легок на быструю перемену тем и настроений):
- Моя личная коллекция! Кстати, одна из самых больших коллекций портретов Тараса Григорьевича в
