залиты кровью отца, а в восточной башне, поговаривали, осенними вечерами бродит и жалобно плачет тонкая белая фигура его матери. Именно поэтому – Фредерик сейчас признавал – не тянуло его в родной дом...
Он разбирал переписку отца с тогдашним Королем Донатом, отцом Короля Аллара. Мать Фредерика была родной сестрой Доната, поэтому неудивительно, что Король обсуждал с зятем многие государственные дела. Судя по всему, сэр Гарет был весьма сведущ и в политике, и в экономике, и в военном деле, так как Король Донат в своих письмах часто спрашивал у него совета по тем или иным вопросам. «Мой отец – правая рука Короля. И Филипп убил его... И было это в год смерти Доната». – Такие мысли заставили Фредерика подумать о вещах, которые выбили его из колеи. А потом нашлось одно из последних писем, которое повергло Фредерика чуть ли не в отчаяние. «...Я всерьез думаю о том, что Аллар не способен принять из моих рук государство... Королевству нужен зрелый, твердый правитель, а не мечтательный и безответственный молокосос... Гарет, мне бы хотелось видеть тебя своим преемником...» Эти строки сразили Фредерика не хуже того меча, что обрушился на его голову в заброшенных доках. «Этого не может быть... никак не может». – Судья боялся поверить в то, к чему его привела логическая цепочка.
После таких открытий Фредерик ходил бледным и понурым, вызывая опасения доктора и окружающих...
Он сидел, сгорбившись, на каменной скамье под кленами, что роняли листья на могилу лорда Гарета. Сейчас как никогда Фредерику не хватало отца. Будучи ребенком, он не понимал, как много потерял в его лице, потом – привык к своему одиночеству, но теперь появилась угроза лишиться еще одного родного человека: у Западного Судьи были причины считать Короля Аллара, своего царственного кузена, причастным к гибели отца. И не только к этому преступлению... «Как я поздно спохватился... Я дурак, непроходимый глупец... Верил всему, что мне говорили, и даже не пытался увидеть правды... Она ведь все эти годы была здесь, в моем родном доме – в письмах Доната», – такие невеселые мысли бродили в голове Судьи.
– Сэр Фредерик, – окликнули его.
– Марк, мне не до донесений. После, – отвечал он.
Потом все же окликнул рыцаря:
– Постой. Что слышно о Юхане?
– Все без изменений, сэр. Он молчит – пытки не ломают его.
– Я обещал ему, что его кишки намотают на ворот, – заметил Судья. – Пусть так и будет. Он мне больше не нужен. Казнь на главной площади Зимнего порта. Объявить приговор: за измену, убийства, грабежи, похищения, посягательство на жизнь Судьи Королевского дома. Более чем достаточно... Я не бросаю слов на ветер.
– Да, сэр... Кстати, я думаю, это стоит возвратить вам. – И Марк протянул Судье конверт. – Это ваше письмо даме Коре.
Рыцарь ушел. Фредерик вновь погрузился в свои мрачные раздумья, машинально сминая в руках конверт. Все складывалось плохо, очень плохо. Если его главный враг не Филипп...
– Привет! – Звонкий голос Агаты.
Судья лишь вздохнул, когда она бесцеремонно забралась к нему на колени и требовательно заглянула в лицо. Няня девочки, румяная, круглолицая Мона, лишь простодушно улыбалась, стоя рядом.
– Тебе грустно? – спросила Агата, завязывая на шнурках его рубашки замысловатые узелки.
– Есть немного.
– Здесь кто-то умер? И его закопали? А глубоко закопали?
– Это могила моего отца. Глубоко.
– А мой папа? Его тоже закопали?
– Нет, – покачал головой Фредерик. – Твой папа в море. У него нет могилы.
Агата пожала плечами; резко, как все дети, перешла на другую тему:
– Мне тут нравится. У тебя красивый замок и сады с цветами. Можно плести венки. А в моей комнате много игрушек, и в окошке разноцветные стеклышки.
Судья улыбнулся: девочку поселили в его бывшей детской, и все игрушки тоже когда-то принадлежали ему. Он вспомнил деревянную лошадку и барабан, солдатиков и свистульки, разноцветные кубики, из которых можно строить высокую башню или длинные стены. Да, там есть с чем играть... А когда-то давно, в жаркий, летний день отец запустил для него несколько воздушных змеев. Вон на том лугу. Было красиво и празднично, мама звонко смеялась, и он тоже хохотал. Теперь змеи валяются где-нибудь в пыльных шкафах...
– Ладно, не грусти, – сказала Агата. – Я пойду – мы с Моной на лодке покатаемся. Хочешь с нами? А это что? – Она так внезапно выхватила конверт, что Фредерик не успел среагировать. – Письмо? Кому?
– Верни! – потребовал Судья.
– А ты попробуй – догони! – задорно прокричала, улепетывая, Агата.
– Нет, это невозможно! – вспылил Фредерик. – Отдай немедленно!
Он подхватился со скамьи, побежал, прихрамывая, за девочкой. Агата хохотала, петляя меж кустов, а Судья зло пыхтел: эта игра ему не нравилась. Плюнув на больную ногу, он сделал впечатляющий прыжок через куст шиповника, зацепил малышку за ногу, и они вместе покатились по траве, благо было мягко. Агата вымазалась и заревела, обидевшись; тут же скомкала конверт и кинула его в колючие заросли:
– Вот тебе!
Подоспела Мона. Она подняла девочку, стала приводить ее в порядок, говоря Фредерику:
– Нехорошо, сэр, так сердиться на ребенка. Она хотела только развеселить вас.
Судья раздраженно махнул рукой и побрел в замок... Нет, право, сегодня все не ладилось. А тут еще
