нашим предложением в отношении пакта о взаимопомощи. Левая оппозиция и рабочее движение в это время в Болгарии были довольно мощными. Поэтому правящие круги боялись, что улучшение отношений с СССР будет способствовать укреплению позиции Болгарской компартии. Это толкало не только царя Бориса, но и его окружение на союз с англичанами и немцами.
Установление важного контакта с послом Болгарии в Москве осенью 1940 года стало, однако, прологом еще одного драматического эпизода в действиях разведки и дипломатии на балканском направлении в преддверии неумолимо надвигавшейся германо-советской войны.
В конце октября 1940 года или в самом начале ноября накануне поездки Молотова в Берлин меня неожиданно вызвал Берия, в кабинете которого я застал П. Федотова, начальника контрразведки, и приказал нам срочно явиться к заместителю наркома иностранных дел Вышинскому. Суть поручения состояла в том, чтобы, контактируя с Вышинским, вступить в неформальные доверительные отношения с послом Югославии в СССР Миланом Гавриловичем. Последний по своей инициативе вышел на Вышинского и проинформировал его об обострении обстановки на Балканах и борьбе внутри югославского руководства. Гаврилович рассказал о недовольстве, которое зреет в югославском правительстве в связи с тем, что германские войска войдут в Болгарию, оккупируют Фракию, что резко обострит болгаро-югославские отношения.
Принявший нас с Федотовым поздно ночью Вышинский пересказал нам разговор с Гавриловичем и сообщил, что с санкции товарища Берии на меня с Федотовым возлагается предварительное обсуждение вопросов, вносимых югославским послом на рассмотрение наркомом иностранных дел и правительством. Вышинский торопил нас подготовиться к разговору с Гавриловичем, который просил принять его в ближайшие дни, когда он будет иметь новые сведения о дальнейшем развитии событий на Балканах.
Таким образом Вышинский хотел быть заранее подготовленным к обсуждению с послом Югославии острых международных проблем, имея возможность переговорить о них с Молотовым.
Берия поручил мне и Федотову начать работу с Гавриловичем ввиду того, что, по нашим данным, он имел особые отношения с англичанами. Мы рассматривали его как «двойника», негласного английского посредника в международных консультациях по проблеме Балкан, зная, что Гаврилович очень часто ездил за консультациями к английскому послу в Москве С. Криппсу. Прослушивая английское посольство, мы имели довольно точные данные о теме его общения с англичанами. Прослушивание нами апартаментов югославского посольства подтверждало, что Гаврилович, во-первых, заинтересован в налаживании доверительных связей с нами, во-вторых, он поднимал вопрос о необходимости изменений в югославском руководстве, поскольку внутренние противоречия обостряются и по этой причине югославские военные круги не могут не быть заинтересованными в установлении особых отношений с «советскими военными инстанциями».
Именно в это время Черчиль в секретном порядке обратился к Сталину с предложением отказаться от договоренностей с Германией и заключить военное соглашение с Лондоном против Гитлера в обмен на признание публично осуждаемой английскими правящими кругами советской оккупации Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши и Северной Буковины. Таким образом Черчилль наглядно подтвердил, что судьбы народов этих стран, политическое устройство западных районов СССР не более чем разменная монета в большой политической игре и что геополитические интересы Советского Союза в этом регионе законны и оправданны.
Предложение англичан было явно провокационным, поскольку буквально через две-три недели британский Форин-офис предал гласности секретное обращение Черчиля к Советским властям в открытой печати, с целью обострить и осложнить советско-германские отношения. По времени это совпало с известным визитом в Германию главы Советского правительства Молотова в ноябре 1940 года.
В этих условиях после возвращения Молотова из Берлина было принято высшим руководством решение использовать инициативу Гавриловича для негласной, незаметной для немцев координации действий Англии и Советского Союза на Балканах. Поскольку Гаврилович рассматривался как «двойник», осуществить эту операцию в Москве можно было, лишь организовав теснейшее взаимодействие разведки и контрразведки НКВД. Однако, несмотря на прекрасное информационное обеспечение нашего правительства и дипломатии, Советскому Союзу не удалось в силу неблагоприятного для нас соотношения сил переломить развитие событий на Балканах в свою пользу, не удалось связать Гитлера длительной военной кампанией в Югославии и Греции.
Я и Федотов были представлены Гавриловичу Вышинским как советники аппарата Наркомата иностранных дел, с которыми ему предварительно следовало встречаться, обсуждать содержание вопросов, прежде чем официально ставить их перед Советским правительством. Во время второй встречи с Гавриловичем в ресторане «Арагви» после его инициативного обращения с предложением о доверительном сотрудничестве с советскими представителями, мы поставили перед ним проблемы по линии его отношений с англичанами. Мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что выходим на вопросы, непосредственно затрагивающие интересы широкого круга Балканских стран.
Беседы с Гавриловичем мы проводили почти всегда вдвоем с Федотовым. Иначе и быть не могло, ведь мы имели дело с «двойником». По окончании бесед делались соответствующие записи, и если разговор был наедине, то сравнивали их. Полученная информация докладывалась руководству. Одновременно мы контролировали поведение Гавриловича. К сожалению, нашей дешифровальной службе не удалось перехватить сообщения, передаваемые им через англичан в Белград, по предложениям о военном сотрудничестве между СССР и Югославией.
Тогда же возникла идея реализации замысла, который был отвергнут в 1938 году, по свержению правительства Стоядиновича в Югославии, на чем в свое время настаивал Бенеш.
Совершенно неожиданно в нашу работу вмешался ночной звонок Вышинского Федотову. Тот перезвонил мне, и мы вскоре были у заместителя наркома. Оказалось, что спустя неделю после того, как Гаврилович изложил ему балканские проблемы, к Вышинскому явился английский посол Криппс и почти слово в слово пересказал предложения Гавриловича. Таким образом окончательно стало ясно, что хотя Гаврилович и ведет самостоятельную игру от имени югославского правительства, тем не менее в этом активно участвуют англичане. Возник вопрос: насколько полно контролируют англичане Гавриловича. С помощью слухового контроля и перехвата шифротелеграмм мы убедились, что стопроцентного контроля за ним нет. Каждая из сторон в этой игре преследовала свои самостоятельные цели. Немцы с подозрением относились к нашим прямым контактам с англичанами. А нам было важно негласно обмениваться мнениями о будущем Балканских стран, о проблеме черноморских проливов, проходе через них военных кораблей стран, о позиции Турции.
Гаврилович активно участвовал в двойной игре. Это подтверждалось и в английских шифровках, попавших в наши руки в Турции. В них англичане сообщали в беседе с нашим резидентом, что они в курсе переговоров, которые югославы ведут с советским представителем в Москве. Это нервировало и настораживало Берию, Молотова и Вышинского. Но тем не менее контакт с Гавриловичем был активно использован нашим Разведупром Генштаба. Когда вызревал вопрос об акции в Белграде, то большую роль в этом сыграла наша военная разведка, в частности Голиков, который встречался с югославскими представителями, тайно прибывшими в Москву.
Особенно нервничал Вышинский. Это было очень заметно, когда я рассказывал о встречах с Гавриловичем перед его официальными встречами с послом. Был даже такой эпизод, о котором он сам мне рассказал. Ведя записи бесед с Гавриловичем, которые направлялись «наверх», он забыл указать ряд важных моментов беседы. Поэтому был вынужден сделать дополнение к ней и отправить его Молотову. Речь шла об изменениях в позиции югославского правительства.
Думаю, однако, что причиной волнения Вышинского было то обстоятельство, что информация о контактах с Гавриловичем поступала Сталину и Молотову как по линии НКВД, так и по линии Наркомата иностранных дел.
Когда готовился переворот в Югославии, именно мы с Федотовым советовали Вышинскому проинформировать югославские военные круги, чтобы они не давали немцам формального повода для нападения. И действительно, после переворота с нашей и английской помощью, югославское правительство сразу же заявило о соблюдении всех договоренностей с Германией. Вместе с тем мы несколько перестарались. Меркулов сообщил о будущих событиях в Югославии с санкции Сталина в Коминтерн Димитрову. Югославская компартия сразу же заявила о поддержке переворота. Через несколько часов
