оставленных в тылу советских войск после отступления немецкой армии;
— установить способы связи агентуры противника с его разведцентрами;
— проводить систематическую работу по разложению частей, сформированных из добровольно перешедших на сторону врага военнослужащих Красной Армии, военнопленных и насильственно мобилизованных жителей оккупированных территорий;
— ограждать партизанские отряды от проникновения в них вражеской агентуры, проводить ликвидацию наиболее опасных пособников врага и по возможности представителей оккупационной администрации, ответственных за карательные действия (фашистских властей и военного командования) по отношению к партизанам и местному населению.
Будучи вместе с Л. Эйтингоном, Н. Мельниковым, В. Гридневым, М. Орловым, В. Дроздовым. М. Маклярским, Я. Серебрянским, Л. Сташко руководителями организации боевой работы в тылу противника в начале войны, мы действовали слаженным коллективом. Руководство конкретными операциями и наша инициатива проявлялись в рамках задач, ставившихся перед нами наркомом внутренних дел Берией. Не могу не отметить, что с его стороны поступали четкие и высококомпетентные указания. Однако связано это было не с тем, что он обладал фантастическим особым даром предвидения. Берия был, безусловно, крупной, незаурядной личностью. Важно и другое, как член ГКО он имел доступ к всеобъемлющей военной информации. От него, например, мы получили ценное распоряжение при создании подпольных групп на оккупированной территории — резко усилить разведывательную работу на южном направлении. Берия исходил из того, что немцы обязательно будут пытаться использовать Одессу, Николаев и другие крупные портовые города как транзитные пункты для вывоза сырья в Турцию, особенно в случае успешного развития их операций на Ближнем Востоке.
Тогда в спешном порядке мы укомплектовывали резидентуры в Одессе, Николаеве и затем в Киеве.
Они должны были отслеживать, как используются порты, водный транспорт, выводить из строя судоверфи, сделать все, чтобы захваченное противником зерно не шло через эти порты для нужд немецкой армии.
В. Молодцов (Бадаев), возглавлявший резидентуру в Одессе, должен был оставить в городе две-три группы наиболее проверенных и надежных людей для выполнения специальных диверсионных операций, а также по ликвидации видных представителей немецкой администрации, предателей, сотрудничавших с немцами. Выбор Молодцова, несмотря на его недостаточный опыт работы во внешней разведке был в целом оправдан. Накануне войны он был куратором «румынского» направления в ее центральном аппарате. Нашим специальным указанием предписывалось ни в коем случае не расшифровывать этих людей ни перед кем. Агентам запрещалось связываться с работниками УНКВД, т. е. местными органами, остающимися в тылу немцев. В их обязанность входило также еще раз проверить агентуру, оставляемую на случай отхода, особенно немцев, даже работающих с нами в течение многих лет. Я категорически возражал против связей с агентурой из числа немцев, которые не были высланы в первые дни войны. Мы не могли допустить, чтобы многочисленные немецкие колонии стали опорой для оккупационной администрации. Кроме того, было много неясностей с использованием агентуры из бывшей Республики немцев Поволжья. В любом случае ожесточенность войны и оккупация диктовала нам возможность использования агентов немецкой национальности в исключительных случаях. Не могло быть и речи о массовом использовании этих людей.
Вопрос о взаимодействии Особой группы с территориальными органами встал очень остро. Помню, мной было подписано специальное указание, адресованное в управление НКВД по Одесской области, в котором говорилось о необходимости децентрализовать специальные резидентуры и группы, оставленные для подпольной работы. Из докладной записки, которую мы получили, прочитывалось, что при создании агентурного аппарата для подполья была допущена совершенно нежелательная централизация, которая могла привести к провалам.
Группой в Николаеве руководил бывший заместитель начальника англо-американского отдела и научно-технической разведки НКВД В. Лягин, будущий Герой Советского Союза. В тыл противника он отправился по собственной инициативе. Поскольку до этого Лягин работал в США, достаточного опыта контрразведывательной работы у него не было, но он горел желанием отличиться на войне. Его вело бесстрашие.
Он оставил семью, все свои привилегии руководящего работника, даже личную автомашину, что было в то время большой редкостью, которую он привез из-за границы. Несмотря на мои возражения, добился приема у Берии и лично подписал рапорт у руководства Наркомата внутренних дел о направлении его резидентом в Николаев накануне оккупации города. Обосновывал Лягин свое решение тем, что возглавить резидентуру крупных портовых районов, захваченных противником, может только человек, имеющий хорошую инженерную подготовку. Такая подготовка у него была. Однако мы категорически возражали против этого, зная, что он был довольно обстоятельно осведомлен о работе нашей разведки за кордоном. И назначение такого человека на рискованное дело противоречило нашим основным принципам и правилам использования кадров.
Иные цели стояли перед группой И. Кудри (Максим), который был оставлен в качестве нашего нелегального резидента в Киеве. Группа должна была проникнуть в украинское националистическое подполье, на которое немецкое командование делало серьезную ставку. Последние годы после окончания пограничной школы Кудря боролся с украинскими националистами и хорошо знал особенности и специфику этого движения. Имея опыт работы в составе нашей оперативной группы во Львове, он занимался разработкой связей украинских националистов с немецкими разведывательными органами. Это был молодой, способный, энергичный работник. К тому же, что очень важно, Кудря не был известен широким кругам украинского партийно-советского актива, так как работать на руководящей должности ему в НКВД не пришлось.
Судьба столкнула его с чрезвычайным случаем, который впоследствии позаимствовали авторы известного фильма «Подвиг разведчика». В нем есть эпизод, когда у кинотеатра «Арс» советский разведчик встречается с сотрудником немецкой разведки «Штюбингом», которому удалось бежать. В октябре 1941 года Кудря столкнулся на Крещатике с видным деятелем подпольной украинской организации, которой он занимался еще до войны. Этому агенту-двойнику, завербованному Максимом, удалось уйти в 1940 году из- под нашего контроля, а когда началась война он рассчитывал, что в связи с быстрым продвижением германских армий, его звезда взойдет. Но столкнувшись на улице с Максимом, агент очень перепугался. Он мог, конечно, организовать ликвидацию Кудри, но тогда к этому пришлось бы подключать своих немецких хозяев. И он, опасаясь разоблачения, вынужден был вновь пойти на сотрудничество с нами. Впоследствии он вывел Максима на конспиративные квартиры абвера в Киеве.
К сожалению, Кудря стал жертвой подставы и героически погиб в 1942 году, никого не выдав. В 1965 году ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Настало время рассказать и о предательстве его агента, некоего В. Карташова, он же А. Коваленко. Он был юрист, в 1937 году его осудили за халатность и подлог на пять лет лишения свободы. В 1939 году он был освобожден, стал сотрудничать с НКВД Украины. В связи с оккупацией Киева был оставлен в тылу врага для выполнения спецзаданий под видом владельца комиссионного магазина и ресторана. Немецкая контрразведка вскоре арестовала и перевербовала его. Он выдал группу подпольщиков. После войны в мае 1945 года в ходе проверки были вскрыты конкретные факты и обстоятельства его предательства. Он был арестован и осужден к 25 годам лишения свободы за предательское сотрудничество с врагом.
Позднее наш известный писатель В. Катаев в романе «За власть Советов» использовал ряд моментов из биографии Коваленко в образе владельца комиссионного магазина в оккупированной Одессе М. Колесничука — сотрудника резидентуры Молодцова — «Бадаева». В романе Катаев дал ему фамилию Дружинин.
Неудачно закончилась для нас первая попытка создать крупную резидентуру в Западной Украине, в Житомире. Туда был направлен И. Каминский, опытнейший оперативный работник, нелегал ИНО в 30-е годы, освобожденный по моему настоянию из тюрьмы после начала войны. Летел он на связь с нашим агентом — местным священником. Но сразу же после приземления попал в засаду. Священника к этому времени перевербовала немецкая контрразведка. Каминский застрелился, поняв, что он попал в ловушку. Судьба Каминского особо волнует меня и сейчас. Он был моим личным другом. Обойдя меня, добился так же, как Лягин, разрешения Меркулова десантироваться в тыл врага. Его, к сожалению, некомпетентные люди
