председатель Комитета партийного контроля Соломенцев готовил дело о моей реабилитации, генералы требовали себе наград. Горбачев отклонил оба ходатайства — и мое, и генеральское. Генералам напомнили: 28 января 1954 года они уже получили за эту операцию по ордену Красного Знамени, и Центральный Комитет не счел целесообразным возвращаться вновь к этому вопросу».
В 1990 году отец узнал от высокопоставленного сотрудника КГБ, что Горбачев недоволен тем, что процесс демократизации выходит из-под контроля. Осенью этого года КГБ и Вооруженные Силы получили приказ подготовить план о введении военного положения. В это же время вдвое увеличили жалованье всем военнослужащим.
Существенную моральную поддержку получил отец и от генерал-майоров КГБ Кеворкова и Губернаторова. Они воспользовались назначением бывшего начальника Идеологического управления КГБ генерала Абрамова заместителем Генерального прокурора СССР и у него в кабинете изучили его дело. По их словам, четыре тома дела содержали слухи, а никак не конкретные свидетельства против отца и Эйтингона. Что было еще важнее, они обнаружили записку Политбюро с проектом решения: принять предложение Комитета партийного контроля и КГБ о реабилитации Судоплатова и Эйтингона по вновь открывшимся обстоятельствам и ввиду отсутствия доказательств их причастности к преступлениям Берия и его группы, а также принимая во внимание вклад в победу над фашизмом и в решении атомной проблемы.
Это придало отцу уверенности. Его новое заявление о реабилитации было поддержано не только КГБ, но и высокопоставленными лицами в аппарате ЦК партии. Гласность дала мне возможность использовать прессу. Отец, хорошо владея пером, написал обстоятельное письмо в комиссию А. Яковлева по реабилитации жертв политических репрессий, в котором заявил, что намерен сообщить прессе о том, что правда о реальном механизме репрессий скрывается до сих пор, и в частности в самом ЦК партии. В другом письме — В. Крючкову — отец просил передать в прокуратуру копии документов о его разведработе и назвал номера приказов (их ему подсказали друзья в КГБ) о задачах подразделений, которыми он руководил. Это могло установить, что его дело практически сфальсифицировано.
КГБ отреагировал незамедлительно. Заместитель начальника управления кадров уведомил его, что все документы, перечисленные в письме, заверены в КГБ и направлены в прокуратуру с рекомендацией проанализировать и рассматривать как новые материалы по делу отца. Его пригласили в военную прокуратуру, где сообщили, что дело будет пересмотрено. Они также перепроверили дело Абакумова и его группы. Новое расследование заняло год. У отца, как он говорил, сложилось впечатление, что расследование проводилось по чьему-то негласному указанию.
И тут начали происходить странные вещи. Дело Берия было изъято из прокуратуры и передано в секретариат Горбачева. Затем некоторые документы из него исчезли. Вскоре после этого в газете «Московские новости» появилась статья с грубыми нападками на отца, в которой приводились цитаты из обвинительного заключения по делу Берия и утверждалось, что по указаниям отца на конспиративных квартирах в Москве и других городах организовывались тайные убийства людей с помощью ядов. Отца снова, но уже «демократические» деятели (все они, кстати, вышли из здания на Старой площади) ретиво обвиняли как соучастника Берия, не упоминая о его работе в разведке. Газета просила читателей присылать любую информацию, связанную с Судоплатовым, так как в деле Берия нет фактов и конкретных имен его жертв. Реакции читателей не последовало. В редакционном примечании к статье Егор Яковлев, редактор «Московских новостей», писал, что необходим закон о контроле за оперативной работой спецслужб и в особенности токсикологических лабораторий, занимающихся ядами, как в ЦРУ, так и в КГБ.
Эти примечания были сделаны в ответ на заявление генерала Калугина о том, что подобная лаборатория все еще существует в КГБ, а ЦРУ испытывает токсичные препараты на американских гражданах.
«Я понял, — говорил в ту пору отец, — что вопрос о моей реабилитации будет тянуться до бесконечности, поскольку никто из находившихся у власти не хотел обнародования правды, которая скомпрометировала бы либеральную политику Хрущева».
А реформаторы пытались использовать хрущевскую «оттепель» как модель перестройки. Уничтожение таких политических противников, как Троцкий и украинские националисты, по решению высших руководителей страны больше не обсуждалось в печати. Горбачев отмалчивался, он не мог себе позволить разоблачить Хрущева как приспешника Сталина и организатора тайных политических убийств. Ведь тогда была бы запятнана историческая память о XX съезде партии, на котором Хрущев выступил с разоблачением сталинских преступлений. Члены ЦК партии и многие делегаты съезда знали о его и своем собственном участии в сталинских преступлениях. Поэтому, если бы дело отца всплыло на поверхность, было бы разоблачено все партийное руководство при Хрущеве, использовавшее Берия и людей, которые работали под его началом, как козлов отпущения. Кстати, в своих мемуарах Н. Хрущев все-таки признал факт, что в тот момент Берия им показался наиболее подходящей фигурой, на которую можно списать все. Что и было сделано. Что касается горбачевского руководства и его главного идеолога — Яковлева, то оно бы несло тогда ответственность за сокрытие вины своих наставников, которые привели их к власти.
Берия и его враги в руководстве страны исповедовали одну мораль. Единственная разница между Берия и его соперниками только в количестве пролитой ими крови. Однако, несмотря на свои преступления, Берия, Сталин, Молотов сумели преобразовать отсталую аграрную страну в мощную супердержаву, имеющую ракетно-ядерное оружие, подготовить Россию к завоеванию космоса. Совершая такие же чудовищные преступления, Хрущев, Булганин и Маленков, однако, в гораздо меньшей степени способствовали созданию мощного потенциала СССР как великой державы. В отличие от Сталина, они значительно ослабили государство в результате своей борьбы за власть.
Горбачев и его помощники, в не меньшей степени руководствуясь собственными амбициями, привели великую державу к полному развалу. Михаил Горбачев и Александр Яковлев вели себя как типичные партийные вожди, прикрываясь демократическими лозунгами для укрепления своей власти. Как государственные деятели они оказались несостоятельны и лишь питали иллюзии, будто могут перехитрить соперников (Ельцина, Лигачева, Рыжкова, Полозкова и других) и тем самым сохранить безраздельную власть в своих руках. Их достижения в области внутренней и внешней политики равны нулю. В 1989 году Горбачев в силу личной неприязни отстранил Эриха Хонеккера от власти в Восточной Германии, чтобы «укрепить социализм», но так же как в 1953 году, это привело к потрясениям, только в этот раз ГДР перестала существовать. Он и Шеварднадзе оказались неспособными добиться путем переговоров экономической компенсации со стороны Запада в обмен на вывод наших войск из Восточной Европы и сокращение стратегических вооружений.
В 1991 году военная прокуратура по-новому подошла к делу отца и Эйтингона. Материалы доказывали, что они не фабриковали фальшивых дел против «врагов народа». Официальные обвинения, что они якобы являлись пособниками Берия в совершении государственной измены, планировании и осуществлении террористических актов против правительства и личных врагов лубянского маршала, были опровергнуты документально.
После августовских событий 1991 года и распада СССР, незадолго до ухода в отставку, главный военный прокурор прекратил их дела и заявил: «Если бы я не реабилитировал вас, архивные материалы показали бы, что я еще один соучастник сокрытия правды о тайных пружинах борьбы за власть в Кремле в 30—50-х годах».
18 октября 1991 года он подвел черту в деле отца и Эйтингона и подписал постановление об их реабилитации.
Сейчас на дворе, как говорится, новое время. К власти пришло новое поколение. И хотя оно выросло при прежнем режиме, нынешние руководители не были замешаны в зверствах Сталина и Хрущева, бывших авторитарных правителей страны. Имя Хрущева, активно использовавшееся в начале перестройки, потеряло ныне свою привлекательность. Иначе и быть не может.
«В сложной обстановке после распада СССР, порожденной отсутствием политической культуры, — пишет отец, — ненависть по отношению ко мне сохраняют только те, кто предпочел бы, чтобы люди, знающие действительные обстоятельства трагедии и героики прошлого, молча ушли из жизни. Они открыто стремятся присвоить себе монопольное право на трактовку событий нашего прошлого. Хотя большинство из них скомпрометировали себя тем, что в 1960–1990 годах сознательно преподносили обществу грубо сфальсифицированные объяснения мотивов и механизма сталинских репрессий и крупных событий в нашей внутренней и внешней политике».
