конфликт, что автоматически предполагает установление между Россией и Чечней международно-правового режима неприменения силы и мирного урегулирования существующего между ними спора. Однако, позиции как России, которая однозначно относится к конфликту с Чечней как к своему 'внутреннему делу', так и международного сообщества, рассматривающего Чечню в качестве 'части России', отвергают предположение о межгосударственном характере российско-чеченского конфликта.
Более реально утверждать, что, если не букве, то духу современного международного права в большей мере соответствует интерпретация чеченского конфликта как национально-освободительного конфликта, как 'отложенной на время' реакции (самообороны) на совершенную ранее «агрессию» (завоевание), поскольку современное международное право, признавая право на самоопределение в качестве одного из своих важнейших принципов, относит это право 'не только к народам подопечных и несамоуправляющихся территорий, но и к народам суверенных независимых государств'.
Вместе с тем, выступая за соблюдение принципа самоопределения, международное сообщество не может не учитывать, что неограниченное понимание самоопределения легализует расширение практики «легитимных» ('идентичностных') внутренних политических конфликтов как базы для развития сепаратистских движений, направленных на расчленение существующих государств. С целью уйти от подобных последствий ООН следует в своей деятельности правилу так называемой 'предохранительной оговорки', в соответствии с которой, как говорится в Декларации о принципах международного права 1970 г., не подлежит санкционированию или поощрению 'любые действия, которые вели бы к расчленению или к частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов'. Декларация уточняет, что под охрану этой «оговорки» попадают лишь те государства, которые имеют 'правительства, представляющие без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, проживающий на данной территории'.
Это означает, что принцип равноправия и самоопределения народов как правовая основа для требования Чечни об отделении от России и создании собственного государства мог бы быть использован лишь в том случае, если бы чеченский народ не имел пропорционального представительства во властных структурах российского государства. 'Группы населения, не представленные в правительстве, — пишет Э.X.Аречага, — считаются в подобном случае народом, обладающим правом на свободное определение своего политического статуса' (Аречага: 169). Однако, подобной ситуации не существовало даже в советское время.
Иначе говоря, предметом конфликта между Россией и Чечней является вопрос об 'изменении политической общности' России, возникший в результате курса руководства «режима» Дудаева на образование независимого государства. С этих позиций, чеченский конфликт по намерениям сторон с самого начала являлся политическим легитимным конфликтом, т. е. это был возникший на этногенной основе конфликт, нацеленный на изменение важнейшего элемента политической системы России — политической общности российского государства. Характеру намерений чеченской оппозиции соответствовал и выбор насильственных средств конфликтного поведения.
Уже 3 сентября 1991 г., через два дня после решения Второго Общенационального съезда чеченского народа о роспуске Верховного Совета ЧИР, формирования ОКЧН захватывают здание телецентра, дом радио и дом политпросвещения, а 8 сентября под всплеск митинговой активности (до 100 тыс. чел.), захват аэропорта, ТЭЦ-1 и блокирование центра Грозного Дж. Дудаев заявляет о принятии на себя всей полноты власти.
Подобного рода оппозиционные федеральным властям насильственные действия в международной практике оцениваются как «мятеж» или восстание', которое, согласно американскому юристу- международнику Ч.Хайду, 'представляет собой войну между законным правительством страны и отдельными частями или провинциями этой страны, причем восставшие стремятся сбросить с себя подчинение этому правительству и образовать свое собственное правительство' (Хайд, 5:31).
Реакция России на «мятеж» последовала лишь в ноябре, когда после признания незаконными Верховным Советом России выборов Дудаева в качестве президента Указом Президента РСФСР 7 ноября 1991 г. объявляется о вводе чрезвычайного положения в ЧИР. В ночь с 8 на 9 ноября на военном аэродроме Ханкала близ Грозного приземлились два военно-транспортных самолета с отрядами спецназа на борту, но без оружия. Планировалось, якобы, что спецназ будет вооружен со складов местного гарнизона. Однако, аэродром блокируется гвардейцами Дудаева, выход из самолетов невозможен. Утром 9 ноября самолеты улетают. А 1 1 ноября Верховный Совет России признает невозможным утверждение Указа Президента о введении чрезвычайного положения.
Принципиальное изменение российской стратегии произошло в августе 1994 г., в результате чего 5 сентября части и подразделения Северо-Кавказского округа были приведены в боевую готовности, ими был ужесточен контроль за воздушным пространством, взяты под контроль основные дороги, связывающие Чечню с другими регионами. В начавшихся с 20 сентября вооруженных действиях внутричеченской оппозиции против режима Дудаева применяются бомбардировочная авиация и ракетное вооружение.
Противостоящая гегемонистской статусная модель конфликта, опираясь на современные социо- культурные ценности: структурно — соразмеряет конфликтное поведение выбравшей эту модель стороны с физическими действиями оппонента; процессуально — включает в конфликтное поле не только насильственные, но и любые другие манифестируемые действия сторон: стратегически — склонна к решению конфликта в форме урегулирования на основе принятых сторонами моральных, политических или правовых норм с целью поддержания или восстановления политического равновесия.
В пользу выбора Россией в чеченском конфликте именно этой модели поведения, использованной ею ранее в споре с Татарстаном, свидетельствовали заявления о сохранении руководством страны реформистского курса с учетом того, что этот курс под влиянием событий 1993 г. неизбежно должен был быть приведен в соответствие с тем, что условно можно назвать «реалистским» сценарием развития. Помимо внедрения рыночных принципов и реструктуризация экономики, «реалистский» сценарий развития предусматривает необходимость таких преобразований политической системы, как:
— обретение государством способности консолидировать общество в противовес неизбежного в ходе модернизации эгоцентризма этнических и корпоративных групп:
— укрепление целостности государства, его способности действовать перед лицом внутренних и внешних угроз в качестве единого политического образования;
— развитие культуры рациональности в поведении государства, предопределяющей его способность осознавать свои национальные.
— преобладание в деятельности государства проблематики национальной безопасности в сравнении с социально-экономическими вопросами, переходящими в ведение общества.
Иными словами, в случае выбора федеральными властями статусного сценария чеченский конфликт укладывался бы в схему 'конфликта ценностей', в котором 'оппозиционные власти' Чечни, обладая на порядок более низкой по развитию социо-культурной базой, не имели шансов на выживание, как в базовом, так и сопутствующем конфликтах.
Характер чеченского конфликта, с этих позиций, во многом предопределен особенностями политической системы чеченского общества. С одной стороны, существующая в Чечне со времен ее завоевания политическая система привнесена извне — сначала Российской империей, а затем Советской Россией, обезличившими политико-правовую культуру чеченского народа, как, впрочем, и других покоренных империей народов. Очевидно, именно эта «привнесенная» политическая система, будучи «отчужденной» от социо-культурных ценностей чеченского общества, изначально порождает свою внутреннюю нестабильность, которая и проявляется в историческом российско-чеченском конфликте.
С учетом этого наследия можно выделить два этапа в национальной политике режима Дудаева по решению проблем устройства Чечни. На первом из них, до лета 1993 г. дудаевский режим пытался адаптировать к своим целям и задачам доставшиеся ему в наследство механизмы советской государственности с поправкой на создание в республике института президентского правления. На втором, после расстрела и разгона парламента, псевдодемократический камуфляж был отброшен и режим стал активно мимикрировать в сторону поиска исторических корней, активизации исламского фактора и т. д. При этом отличительной чертой первого этапа была опора на националистическую идеологию и попытка добиться сплочения чеченской общности путем выдавливания русскоязычного населения. В то время как на
