— Ну, что за речкой?
— А я знаю?
— Когда я вырасту большой, — задумчиво говорит Карысь,— я буду всё знать: и про чудище, и про реку, и про дорогу.
Но обо всём этом он пока что не знает, как не знает и о том, что дед Плехеев сейчас стоит за их спиной и силится угадать, что за интерес такой разглядывают ребята на той стороне реки.
Вечером отец сказал:
— Ну, Карысь, женщины дома останутся, а мы с тобой в лес поедем.
— В лес? — Карысь задохнулся от счастья.
— В лес, — усмехнулся отец и строго добавил: — Пусть тебя мать как следует оденет.
Карысь во всю прыть рванул в дом, но вдруг притормозил, оглянулся на отца, нахмурился и медленно, вразвалочку пошёл дальше.
Мать что-то писала за столом. Он сел напротив, ожидая. Но мать продолжала писать, сухо поскрипывало перо, тикали часы на стене. Карысь обязательно хотел, чтобы первой заговорила мать, обратила на него внимание, и тогда бы он солидно сказал, что собрался в лес и по этому случаю надо бы что-нибудь пододеть, так как комара в лесу — страсть. Но пёрышко скрипело, часы тикали и время шло. Карысь не на шутку забеспокоился, завозился на стуле, хотел постучать ногой по полу — ноги не доставали. Наконец он не выдержал этого скрипа, этого тиканья и тронул мать за рукав:
— Ма-а.
— Что? — Перо продолжало скрипеть.
— Я в лес поехал.
— Что?! — перо пискнуло и стихло. Мать удивлённо посмотрела на него: — В какой ещё лес?
— Да. С папой.
Карысь заробел и говорил чуть-чуть плаксиво, совсем не так, как собирался раньше. Он знал, что всё будет зависеть от материного решения. А как она поведёт себя, никогда нельзя было угадать наперёд.
— С папой? — Мать сняла очки и внимательно посмотрела на него.
Мать снимала очки редко, в самые решительные минуты, и тогда Карысь видел, какие у неё большие и хорошие глаза. И были бы совсем хорошие, если бы не строгое, а то и сердитое выражение. За стёклами они казались добрее, и Карысь любил, когда мать в очках.
Карысь насупился, аккуратно положил руки на колени и решительно сказал:
— Женщины дома останутся, а мы в лес поедем... Меня надо одеть, чтобы комары не кусали.
Мать быстро надела очки и, привстав из-за стола, толкнула створки окна. Сразу же в комнате запахло улицей, и Карысь услышал, как отец легонько понукает Серка, заводя его в оглобли.
— Виктор, — спросила мать, — ты далеко собрался?
— На стан. — Наверное, отец улыбнулся, голос у него был приглушённый. — Надо мазь туда завезти.
— Ты хочешь взять Сергея?
— Пусть проветрится.
— Это далеко?
— Да нет. Они нынче у Галкиной ямы стоят.
— Ну хорошо. — Мать захлопнула створки и посмотрела на Карыся.— Вообще-то после твоего самостоятельного похода в лес не стоило тебя пускать... — Мать неожиданно улыбнулась. — Но уж раз отец просит...
Через десять минут тяжёлый и почти плачущий Карысь вышел на улицу. И чего только не было на нём надето! Но особенно ненавистным и смешным показался Карысю башлычок у куртки, который мать нахлобучила ему на голову и не велела ни в коем случае снимать.
Серко уже был запряжён в плетёный ходок и гладил себя под бородой о столбик палисадника, а отец солидолил переднюю ось. Карысь подошёл и встал сбоку. Ему хотелось помочь, но он не знал как. Тогда он присел на корточки и пододвинул жестяной лист с солидолом ближе к колесу.
— Ну вот, — сказал довольный отец, — всё.
Он закрутил гайку и медленно встал на жестянку с солидолом. Карысь испугался и потянул жестянку на себя.
— Помогаешь? — усмехнулся отец и пошёл чистить ботинок, — ты солидол пока на место отнеси, да будем трогать.
Карысь отнёс и подошёл к Серку. Лошадь внимательно посмотрела на него и вздохнула. С нижней толстой губы свисла у Серка светлая, в пузырьках, слюна. Карысь взял пучок сена и хотел вытереть слюну, но Серко мягко потянул к себе пучок и проглотил. Железный мундштук, что был у него во рту, не помешал. Карысь задумался и незаметно скинул башлык.
Отец разбирал вожжи, взбивал сено в ходке, чтобы мягче было сидеть.
— Ну, Карысь, поехали, — сказал он и, легко подхватив подошедшего Карыся, усадил его слева от себя. — Ты не замёрзнешь? — Отец улыбался, и Карысь сердито помотал головой.
— До самой последней минуты Карысь надеялся, что хоть кто-нибудь из ребят попадётся им навстречу. Особенно хотелось, чтобы это был Витька или Васька. Но нет, вот и последний дом, тёти Насти Хрущёвой, проехали, и никто не попался. Разбрелись, наверное, по речке и тягают теперь чебаков. Карысь вздохнул.
А между тем Серко бежал по дороге, ходок подпрыгивал на ухабах, и банка с мазью перекатывалась в ногах у Карыся. Хорошо было. Снятого бышлыка отец не замечал, легонько и редко дёргал вожжи, на что Серко сразу же согласно кивал головой и припускал рысить сильнее.
Солнце где-то далеко приближалось к вершинам сопок, и уже почти можно было смотреть на него. Но лучше смотреть на дорогу. Всякие соломинки, веточки, чёрные камушки и редкие кустики травы проносились мимо глаз, мелькал железный обод колеса, а сзади поднимались лёгкие струйки дыма. И пахло теперь как-то совсем по-другому, не по-деревенски, и звуки были другие, и всё это было так интересно, что Карысь совсем забыл про отца, свесившись из ходка и жадно разглядывая бегущую навстречу дорогу.
— Упадёшь, — отец покосился на него, — тряхнёт хорошенько — и свалишься под колесо.
Карысь подумал и пододвинулся ближе к отцу. Он ещё подумал и вдруг спросил:
— Ты мамку сильно боишься?
— Бывает. — Отец засмеялся. — Она же у нас строгая.
— Я сильно, — вздохнул Карысь, — а сегодня, когда спрашивался, она очки сняла.
— Это она на тебя ещё за лес сердится. Не надо было одному ходить.
— Я же не один. С Васькой мы.
— И Васька твой, большой уже, а додумался.
Карысь завозился, заёрзал, расстегнул верхнюю пуговицу на курточке и признался:
— Я первый его в лес позвал.
— Ну ничего. — Отец небольно дёрнул его за нос и опять добродушно засмеялся: — Она скоро забудет.
— А ты лодку купишь? — повеселел Карысь и снизу заглянул в лицо отца.
— Зимой купим.
— Будешь меня катать?
— Конечно. Н-но, Серко! Не лентяйничай...
На стане их встретили дед Плехеев и старик нанаец Баян Киле. С дедом Плехеевым у Карыся
