— У меня к тебе просьба, — смущенно проговорила она.
— Какая? — удивился Геннадий: Лида впервые обращалась к нему с просьбой.
— Я хочу пойти на танцы.
— И все? — Геннадий рассмеялся.
— Не смейся, пожалуйста, — обиделась Лида. — Я хочу танцевать с тобой. Понимаешь — с тобой!
— В чем же дело? — удивился Геннадий. — Сегодня и пойдем!
Как только оркестр заиграл вальс, Лида подняла на Геннадия полные невысказанной радости глаза и потянулась к нему. «Что же ты стоишь? Я хочу с тобой танцевать! Быстрее же!» — мысленно торопила она Геннадия. Он взял ее за руку и ввел в круг.
Геннадий осторожно поддерживал Лиду, его ладонь едва касалась ее острой лопатки. Она чувствовала прикосновение его руки и, сияя от счастья, кружилась, кружилась. «Как мне хорошо! Милый, дорогой мой, спасибо тебе! Ты самый лучший на свете… Я так ждала тебя!» Танцевала она легко, чуть изогнувшись и запрокинув назад голову; видела только смуглое его лицо и густые темные волосы, и он не мог оторвать от нее восхищенных глаз.
После короткого отдыха они снова вошли в круг. Но оркестр неожиданно умолк. На площадке появилась группа парней — это по их знаку прекратилась музыка. Нагловато ухмыляясь, они двигались на танцующих, оттесняя их в угол. Впереди шествовал крепко сбитый верзила с закатанными рукавами рубашки, потрепанная кепчонка натянута до бровей.
— Пашка Гусь с ремзавода, — шепнула Лида Геннадию. — Местный заводила и хулиган. В одной школе учились.
Верзила подошел к оркестру и громко крикнул:
— Нашу давай, маэстро!
Оркестр заиграл. Парни стали полукругом и принялись петь затасканную блатную песенку о пиратах, кораблекрушениях и девицах, ожидающих моряков в далеких тавернах. Геннадий и группа курсантов направились к разгулявшимся парням. К ним присоединились несколько ребят из ремесленного училища.
— Кончайте, хватит куражиться, — сказал Геннадий. — Люди пришли танцевать, а не на вас смотреть.
Пашка сделал вид, что не услышал, и, повернувшись к оркестру, небрежно сказал:
— Маэстро! Прошу танго! — Плюнул через плечо, бросил на пол окурок и направился к скамейке, возле которой сгрудились девушки. Шел медленно, волоча ноги, смотрел исподлобья. Остановился возле Лиды. Геннадий торопливо подошел, Лида взяла его руку.
— Эй ты, летун, исчезни! — просипел Пашка.
Геннадий спокойно встретил его взгляд и промолчал.
— Чего зенки пялишь? — Пашка громко рассмеялся, оголив редкие желтые зубы. — Я не с тобой хочу иметь дело, а вот с ней.
— А больше ты ничего не хочешь?
— Ха! Ты что ж, купил ее или как?
Геннадий не ответил. Пашка схватил Лиду за руку и рванул к себе:
— Пошли!
Геннадий плечом оттер Пашку от Лиды.
К ним подошли курсанты и ремесленники. Верзила и его дружки попятились: начинать драку в открытую они не решились.
— Ша, пацаны! А ты, летун, фонарей нахватаешь! — зло прошипел Пашка и отошел в угол площадки.
— Гена, уйдем отсюда! — Лида тронула Геннадия за рукав. — Они устроят драку, Геночка!
— Нет, уходить нельзя. Эти, — он кивнул в сторону развалившихся на скамьях парней, — чувствуют силу, пока им не дали по рукам. Видишь — струсили, шуметь перестали. Ты не бойся — ничего они нам не сделают. Хороших ребят здесь больше, чем этих горлопанов.
С танцев Лида и Геннадий ушли рано. Редкие уличные фонари, высвечивали густую зелень садов, побелевшие камни мостовой, выкрашенные ярко-зеленой краской заборы. Было тихо, и Лида успокоилась. Они не заметили, как миновали базарную площадь. Неожиданно впереди, в густых кустах акации, раздался шорох и навстречу им вышли трое парней. Оглянувшись, Геннадий увидел, что сзади маячат еще двое. «Пятеро. Многовато, — пожалел он. — Если бы Кочкин был рядом…»
Он протолкнул Лиду между ринувшихся на них хулиганов и крикнул ей: «Беги!» Кто-то успел схватить ее за руку. Геннадий прыжком оказался рядом и с силой ударил по чужой руке. Увидел, как Лида бросилась в сторону базарной площади, и почувствовал тупую боль в затылке. Ударом ноги он свалил одного из хулиганов, увернулся от удара Пашки. Кто-то бросился ему под ноги, и он, сбитый сильным толчком в спину, упал на землю. Удары посыпались со всех сторон, и Геннадий, защищаясь, закрыл лицо руками.
— Братва! Девка побежала к базару, а там милиция! — услышал он чей-то голос.
— Ладно, — откликнулся Пашка. — Довольно! Будем считать, что летун отлетался! По домам!
Кто-то напоследок пнул Геннадия ногой, и он услышал топот убегающих. Приподнялся на колени, встал, опершись обеими руками о землю, подковылял к скамейке и тяжело опустился на нее. Достал из кармана платок, осторожно вытер окровавленное лицо.
— Гена, ты? — Он увидел Лиду, крадущуюся вдоль палисадника. Она бросилась к нему, обняла. — Болит? Ах сволочи — пятеро на одного! Трусы несчастные. Пошли в санчасть, я перевяжу тебя.
В санчасти Лида усадила Геннадия на стул и марлевыми тампонами вытерла разбитое, окровавленное лицо. Достала бинты, но Геннадий попросил сходить за инструктором.
Потапенко внимательно выслушал его рассказ.
— Завтра же свяжусь с милицией, надо этих мазуриков призвать к порядку. Может, на несколько дней освободить от полетов? Руки-ноги целы?
— Целы, — слабо улыбнулся Геннадий. — Ничего, товарищ капитан. Как говорила моя бабка: до свадьбы заживет. Правда, Лида?
Лида вспыхнула и отвернулась.
В тот день предстояли полеты. Курсанты и техники расчехляли истребители, подносили к ним аккумуляторы, готовились к приезду летчиков. Геннадий подошел к Анатолию Сторожеву:
— Все в сборе?
— Тебя ждем.
Геннадий раскрыл летную книжку перечитал задание и, верный своей привычке, поднялся в кабину самолета, чтобы еще раз потренироваться, мысленно воспроизвести все, что предстояло делать. Его техника пилотирования после неудач в вывозной программе и первых самостоятельных полетах заметно улучшилась, и Потапенко все чаще давал Васееву возможность подниматься в воздух.
Появился Потапенко, рассказал о метеообстановке и условиях полетов на полигон.
— Первым вылетает Васеев, за ним — Сторожев и Кочкин. Помните, что успех стрельб по наземным целям зависит от высоты и скорости. Требую строгого выполнения мер безопасности. Высота вывода из пикирования — двести метров, и ни сантиметра ниже! Васеев, в кабину!
Выйдя после взлета на заданный курс, Геннадий вспомнил Лиду и улыбнулся. Сегодня ему почему-то было особенно приятно вести легкую, послушную машину.
Над полигоном, раскинувшимся рядом с широкой поймой реки, Геннадий доложил свой позывной.
— Я — Ноль тридцать седьмой — над вами. Разрешите работу?
— Ноль тридцать седьмой. Ваши мишени третья и шестая.
— Я — Ноль тридцать седьмой. Понял, мишени третья и шестая.
