— Идем к командиру.
Они вошли к Горегляду, когда он распекал кого-то за срыв графика регламентных работ.
— В последний раз предупреждаю! Еще один срыв и — в приказ. Времени не хватило? Ночью работайте! Утром доложите! — Полковник положил трубку и кивнул: — Присаживайтесь. Мы посовещались и решили: на единственное по разнарядке место в академию на следующий год рекомендовать тебя, гвардии капитан Васеев. Не скрою, жалко отпускать. Будем надеяться, что вернешься после академии в полк. Так? — Горегляд поднял брови.
— Спасибо, товарищ командир, за доверие. Если поступлю, то после окончания академии буду проситься в родной полк.
— Поступишь. У тебя голова светлая, человек ты разумный, рассудительный. Впереди времени много, успеешь подготовиться, — Горегляд взглянул на лежащий перед ним сетевой график и щелкнул по нему. — Опять ТЭЧ не управилась, — обратился он к Северину. — Отстает от графика на две машины, а Черный нас успокаивает. Ритм надо поддерживать, чего бы это ни стоило. У некоторых появилось желание работать с меньшим напряжением. Испытания-то окончены, можно привал сделать. Никаких перерывов — надо молодежь до высшей кондиции в технике пилотирования доводить. На следующей неделе соберемся и обсудим на методическом совете план ночной подготовки в сложных условиях. Задумка есть — полк сделать первоклассным! Всех летчиков довести до первого класса! Вот какие задачи, Васеев, будем скоро решать!
Зазвонил телефон. Горегляд взял трубку:
— Слушаю, Горегляд. — Он слушал чей-то голос и делал записи. — Спасибо за хорошие вести. — Положил трубку, усмехнулся Васееву: — Радуйся, твой дружок Сторожев в звании повышен.
— Вот спасибо! — не удержался Геннадий.
— Не мне — звания командующим присвоены. Поздравь Сторожева и от нас с замполитом. — Обращаясь к Северину, сказал: — Пятерым офицерам очередные звания присвоены: Сторожеву, Подшибякину, Донцову и еще двум летчикам эскадрильи Редникова.
Васеев поднялся и, спросив разрешения, вышел из кабинета. Ему очень хотелось поздравить друга первым.
Из штаба он возвратился поздно. Лида на кухне кормила детей. Кочкин был у Сторожева, оба тут же вышли, услышав его голос. Но первым атаковал отца Игорь:
— А почему ты не принес утенка домой? Мы с Олежкой стали бы за ним ухаживать. А, пап?
— Нельзя, Игореша. Утки больные, уставшие, им надо отдохнуть. Они летели с самого Севера и обессилели. Завтра вас повезут на аэродром, и ты их увидишь.
Игорь успокоился и поспешил забраться отцу на плечи. Олег протянул руки Кочкину, Николай поднял его и усадил на свои.
— Ну как, утиные защитники, дежурилось? По себе знаю: утром туговато. Спать хотелось?
— Нам с Толичем скучать не пришлось: сначала готовность дали, потом вылет, под утро — утиная тревога… Ну а вечером — новость. — Геннадий ссадил Игоря, подошел к Сторожеву и обнял его: — Поздравляю, Толич! Тебе капитана присвоили!
Сторожев удивленно посмотрел на Геннадия:
— Сегодня не первое апреля?
— Нет, нет! — крикнула Лида и тоже обняла Сторожева. — Поздравляю, товарищ капитан! — И звонко чмокнула в щеку.
Николай засмеялся:
— Ну, братцы, этого оставить так нельзя! Вы как хотите, а я…
— Не торопись, Кочка. — Геннадий остановил друга. — Есть еще одна новость — меня зачислили кандидатом в военно-воздушную академию.
Лида всплеснула руками. Глаза ее сияли.
— Ох, Гена… — проговорила она. — Теперь мне остается спросить: сегодня, случайно, не первое апреля?
Николай и Анатолий пожали Геннадию руку, наградив такими шлепками по спине, что он жалобно сморщился:
— Братцы, пощадите!
Лида достала из холодильника бутылку сухого вина. Кочкин жалобно вздохнул. Она посмотрела на него и погрозила пальцем:
— Все остальное — в субботу.
— Если не доведется дежурить, — добавил Анатолий.
Разошлись не скоро. Вспоминали Потапенко, говорили о службе. Лида уложила детей, легла сама, а они все еще сидели на кухне, возле недопитой бутылки, не от вина хмельные — от молодости, от дружбы, от радости жить, любить, летать… И если к радости той у Кочкина подмешивалась горечь, то не только потому, что друзья явно обгоняли его, шагая по ступенькам служебной лестницы…
Глава четвертая
Комэск Пургин уехал в отпуск. Заменить его был назначен Васеев. Забот прибавилось. Поднимался раньше обычного, шел в казарму. Наметанный глаз быстро подмечал недостатки. Механики ходили неопрятно одетые, с закатанными рукавами комбинезонов, в нечищенных сапогах; внутренний наряд исполнял обязанности кое-как… Чувствовалось, что командиры звеньев, инженеры и техники воспитанием своих подчиненных занимались мало, от случая к случаю.
Геннадий поговорил с руководителями служб. Слушали, обещали разобраться, навести порядок.
Не сразу далось Васееву и планирование полетов. Не шла таблица из-за неточных формулировок в двух различных документах. Согласно первому, молодой летчик Подшибякин мог летать в составе звена на воздушный бой, а в другом ему это запрещалось. Как тут поступить? Может, заместитель по летной подготовке подскажет?
Брызгалин сидел в своем кабинете и на стук в дверь не откликнулся. Васеев вошел, стал против стола. Какое-то время он выжидал, но, видя, что Брызгалин не собирается оторвать взгляда от бумаг, кашлянул и негромко произнес:
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? Как вы посоветуете поступить в этом случае?
Брызгалин выслушал Васеева и недовольно наморщил лоб:
— Раз нельзя, пусть не летит.
— Но один из документов разрешает такое комплексирование упражнений.
— Тогда пусть летит. — Брызгалин снова углубился в чтение, давая понять, что разговор окончен.
— Что же делать?
— Решайте сами, на то вы и командир, — отрезал подполковник.
Васеев вышел от Брызгалина расстроенный. Вот ведь бука! По служебному долгу обязан вникнуть в противоречивое толкование документов и принять решение, а он…
Посоветовавшись с Редниковым, Васеев спланировал Подшибякину групповой воздушный бой в составе звена.
«Рискну ради дела», — решительно подумал он, складывая плановую таблицу.
Вечером, когда Горегляду докладывали план полетов, полковник, разглядывая таблицу, обратился к Брызгалину.
— Вы согласны с этим вылетом? — спросил он, ткнув карандашом в фамилию Подшибякина. — Не
