Юлия Зонис
ДЕТИ БОГОВ
Пролог
Yngwe rigs and mining company
Бронированный мерс впереди горел. Горел он красиво и дымно, как горит, в сущности, любое транспортное средство, пораженное противотанковой ракетой. Внутри мерса горели охранники и водитель. Один из охранников, впрочем, распахнул дверцу и вывалился наружу в тщетной попытке спастись, и его тут же скосила короткая автоматная очередь с крыши. Сейчас труп валялся под медленно плавящимися колесами мерса и подгорал.
Здесь следовало бы добавить, что я сидел в задней машине. На мое несчастье, это был металлокерамический Кэдди, точная копия машинки нынешнего американского президента. Не знаю, с какого Нифлинга меня одолели понты и я сделал заказ Дженерал Моторс. Кэдди был прекрасен — противотанковая ракета его не брала. Дверь, подбитая керамикой, и пол, подбитый кевларом, пока что надежно хранили меня от взрывов, а трехдюймовой толщины тонированные стекла — от дневного света. Однако… Однако у машины был серьезный недостаток, который сейчас, в узких переулках Дмитровки, обнаружился во всей красе. Развернуть мою зверюгу здесь было совершенно невозможно. Мы надежно застряли между двух желтокирпичных памятников архитектуры девятнадцатого века, с крыши которых нас поливали дружным автоматным огнем. Пожалуй, скоро ребятам надоест впустую изводить амуницию, и они возьмутся за автоген — а вот этого мне уже совершенно не хотелось. Жаркое осеннее солнышко, полдневное светило, стояло прямо в зените, пригревая сквозь перламутровое море смога. Поганцы знали, что делают. Если им удастся выковырять меня из железной банки…
Тут шофер, наконец, очухался и повернул ко мне перекошенное лицо.
— Надо выбираться, Мастер.
— Ага, — безмятежно подтвердил я, щурясь на красиво приплясывающее на лобовом стекле пламя. Ребята сверху перешли на зажигательные.
Вперед или назад? Сзади дорогу блокировал бронированный фургон, впереди — горящий мерс (и Нифлинг знает что еще). Фургон мы, возможно, снесем, а вот если у Кэдди полопаются шины…
— Давай?ка задний ход, милый.
Водила послушно рванул на себя рычаг коробки передач.
Дальше стало уже и вовсе интересно. Фургон мы снесли, как и было сказано, и, провожаемые очередями, понеслись задницей вперед по узкому переулку. Спустя несколько секунд мы вылетели на улицу пошире, где, увы, уже выли милицейские сирены и вечные московские бабки, которые появляются на месте любого происшествия и воют неизменно, как баньши на покойника. Водила за рулем заматюкался — и когда только успел набраться местной могучей фонетики? Солнце весело поблескивало на стеклах и мигалках гаишников. Ох уж это солнце…
— Мастер, дальше куда?
Нет, надо будет уволить парня. Нельзя быть таким тупым, для жизни опасно. И его, и, главное, моей.
— В метро, милый, в метро.
— А?
— Спуск в подземный переход видишь сзади? Лестницу, над ней буковка «М»? Вот туда и дуй.
Если у водилы и были возражения, он предпочел удержать их при себе. Нили, мой телохранитель, который в начале перестрелки попытался улечься мне на голову, а теперь нервно теребил кобуру со служебной «береттой», открыл было рот — да тут же и захлопнул его с лязгом, когда мы, по?прежнему задницей вперед, загремели вниз по ступенькам. Народ с визгом разбегался. Шофер ловко повернул, избежав столкновения с противоположной, красивым сортирным кафелем выложенной стеной, снес стеклянную дверь заодно с железным каркасом, ряд автоматов при входе — и мы уже в московском метрополитене, седьмом, как известно, чуде столицы. Нили среагировал быстро. Выпрыгнул из машины, радостно помахал пистолетом (новый взрыв воплей) и только потом распахнул мою дверцу.
Когда мы скатились вниз по эскалатору, поезд уже отходил от станции. Я помчался за уходящим вагоном и в прыжке плечом протаранил дверь. Дверь вывернуло с мясом и с облокотившейся о створки парочкой. Ничего, в следующий раз серьезней отнесутся к предупреждению «не прослоняться». Шофер и Нили прыгнули следом за мной, и всех нас поглотил благословенно черный туннель.
Визит тому лицу, к которому я собирался днем, мы все же нанесли, но уже в удобное для меня время — то есть, вскоре после полуночи. Большинство из птиц его полета закупилось особняками на Рублевке, однако, мой человек проявил оригинальность во вкусах и приобрел хоромы новейшей застройки на Краснопресненской набережной. С замками разобрался умелец Нили, а консьержу — а, попросту, лакею — на входе я отвел глаза. В пентхаузе, прямо напротив лифта, тоже дежурила парочка бычар в полной экипировке. Похоже, хозяин мой ждал поздних гостей. С этими следовало бы разобраться по?свойски — может, как раз они и выцеливали меня нынче с крыши — однако я не британский суперагент и не американский шпион, чтобы косить все, что движется. Можно было их усыпить, однако я поступил проще. На журнальный столик, на котором двое резалось в карты, шлепнулся здоровеннейший лаковый пруссак.
— Ох, бля! — завопил младший из телохранителей, белобрысый верзила в бронежилете.
Он вскочил, опрокидывая стул.
— Тапком его мочи, тапком, — заорал второй, роняя карты. Карты разлетелись веселым веером, а охранники умчались вглубь квартиры, преследуя несуществующее насекомое. Так они и прогоняются до утра.
Нили остался на всякий случай у лифта, а я направился в хозяйскую спальню.
Здесь все было минималистично, в стиле четырнадцатого императора. Из ансамбля малость выбивалась сама кровать и то, что ее окружало. Меня точно ждали. Над ложем гаргантюанских пропорций висели, без особого порядка: ветки омелы и бузины, треснутый аметист на серебряной цепочке, несколько серебряных же распятий, пять шелковых лент с тибетскими заклинаниями против злых духов и, зачем?то, пионерский горн. По полу вокруг кровати тянулась надпись на санскрите. Над всем этим великолепием, там, где у бонз прошлого полагалось быть портрету вождя или, на худой конец, купанию красного коня, обнаружилась икона. Под иконой теплилась лампадка. Раздражающе пахло ладаном. Хорошо еще, что хозяин не догадался украсить стены гирляндами чеснока.
Одеяло мерно вздымалось, являя моему острому в полумраке взору распростертую женскую фигуру отнюдь не журнальных пропорций. Рядом с ней посапывал в две дырочки сам хозяин. Вот, поди ж ты — мимоходом удивился я — и не развелся со своей благоверной, когда повеяло ветром перемен, и не обзавелся десятком длинноногих балетных див. Что ж, пускай благоверная спит и видит приятные сны о приеме у корейского посланника, я не потревожу ее покоя. Что же касается супруга…
