понял за эти дни, лучше не знать.
— Ты бы вышел в спальню, — предложил я Ингри.
— Нет, я от двери посмотрю.
— Интересно тебе?
— А то как же.
Ингри спрятался за дверью — только острый нос торчал. Я заорал: «Нили, посиди пока на кухне» — и распахнул занавески. Потянул вверх жалюзи. Откинул шпингалет. И вышел на балкон.
Ингри, по?моему, все?таки ждал, что я воспламенюсь или обращусь в камень. Дудки. И все же сощуриться мне пришлось — солнце вывалилось из?за туч и, мокрое, засверкало неожиданно ярко. Надо будет купить темные очки, подумал я. Подставил лицо под свет. И решил не покупать. Потому что, господа мои, вот там, на узком этом балконе, над коробками многоэтажек, над ползшей внизу поливальной машиной: что поливала она в восемь утра? растаявший снег? — и над бегущими за ней маленькими радугами — там вернулось ко мне дивное чувство крыльев. В лицо пахнуло ветром, и почудилось — я лечу, блин, лечу над городом, лечу над драконьей лентой реки, над бесконечной толкучкой МКАДа, над пригородным редким леском в дымке новой листвы — и дальше, над иными лесами и горами. Солнце било мне в глаза, вечно?юное живое солнце, умывшееся в первом весеннем дожде и в струях воды от поливальной машины.
Шторы и жалюзи все же пришлось задвинуть — не перекрикиваться же мне с Ингри через полквартиры? Он подошел, посмотрел уважительно. Почесал длинный нос.
— Ну что я могу сказать? Круто. Завидую. Жаль, что я весь из себя такой законный…
Я немедленно отвесил ему пинка. Он ответил дружеской зуботычиной. А потом вдруг резко посерьезнел.
— Я вот что… Не хотел тебе при всех говорить.
— Ох, не пугай. Какие еще приятные новости?
Ингри порылся в барахолке на журнальном столике и вытащил из?под коробки с пиццей газету почти полугодовой давности. Протянул ее мне.
— Тридцатая страница. Читай. Тут о твоем Наглинге.
Я так и сел на диван.
— Если скажешь, что подделка — убью.
— В том?то и дело, что не подделка. А лучше бы был подделкой.
Я поспешно зашелестел газетой. На развороте, как раз напротив светской хроники, было большая статья. Перепечатка из «Нью?Йорк Таймс», перевод бездарный — но все, что надо, я понял. И фотография?то, фотография…
— Причем, — сказал Ингри, когда я закончил чтение, — обрати внимание. Скотина молчала, пока меч полеживал себе в сейфе. А как стырили, разоралась на всю Ивановскую.
— «По примерной оценке, стоимость похищенного артефакта по сегодняшнему курсу превышает два миллиона долларов», — процитировал я. — Еще бы не разораться.
— Нет, ну ты понял?
— Понял. Не тупой.
— Это ты посмотри, как тебя классно вели. Наглинг стырили в первых числах сентября, так? Ты когда с Касьяновым говорил? Второго, третьего?
— Пятого.
— Во?во. Пятого. Очень все четко сработано.
— Думаешь, Касьянов?
— А кто еще знал?
— Мало ли. У него начальство, у тебя куча каких?то левых людей работает.
— У меня все люди правые. А насчет начальства… Что?то сдается мне, что мужик этот — сам себе начальство.
Я подумал еще. Покачал головой.
— Нет. Не сходится.
— Почему не сходится?
— Про гадалку он откуда пронюхал? Как он мог вообще знать, что нам приспичит погадать по внутренностям дракона? Вроде, у них это не самый общепринятый метод.
— Хель его разберет, какие у них методы. Про волков?то мы не знали.
— В общем, знали. Про «Вервольфов». В частности… очень уж меня плотно должны были курировать.
Мы переглянулись. И завопили одновременно:
— Некромант!
Нили вылетел из кухни с полотенцем в руках.
— Где некромант?
— Вот именно, — сказал я. — Именно что «где некромант»?
Если это и есть желанное последнее слово — пусть пожрет его волк Фенрир.
Глава 6
Рагнарек
Следующие недели прошли в какой?то нелепой суете.
Казалось, что проще всего прижать к ногтю Касьянова моего Афанасьича. Однако матерый волкодавище и раньше был непрост, а при нынешней ситуации как бы не получилось, что к ногтю прижмут нас. Ингвульфовых?то ребят в Москве было всего две дюжины, ну, по миру еще можно пособирать, но развязывать открытую войну нам было не ко времени. В общем, назначили мы новую встречу в Старом Бору — так называлась касьяновская дача.
Параллельно я отправил группу под начальством Нили на охоту за единственной нашей ниточкой — лисичкой Ли Чин. Нили, с одной стороны, очень не хотелось меня оставлять, когда вокруг все так шатко. С другой, он горел желанием поквитаться с рыжей бестией. Поворчав и взяв с ингвульфовых ребятишек слово, что за мной — глаз да глаз — он отбыл в Тайланд. А мы отправились на свидание под елями.
Кэдди вновь прошуршал по гравию. Казалось, ничего не изменилось, только вместо опавшей хвои звук колес заглушала теперь весенняя грязь вперемешку со снегом. В лесу снег лежал еще плотно, лишь под корнями елей кое?где подтаяло, да на солнечных днем пригорках вылезло первая трава. Встреча вновь назначена была на вечер. Мне совсем не хотелось, чтобы старина Касьянов пронюхал еще и о моем новом статусе полукровки. Его ведомство столь увлечено внутренней политикой, что не погнушается при случае перейти и на внешнюю.
Беседку тоже окружал талый снег, однако я настоял на том, чтобы беседа состоялась на свежем воздухе. В этот раз двое из ребятишек Ингвульфа, не скрываясь, маячили у меня за спиной. Касьянов уже сидел в беседке, облаченный в потрепанный армейский полушубок и смушковую шапку — прямо боец Первого Белорусского. Или, точнее, партизан. На столе красовался самовар и блюдца с вареньями. Фонарики все так же подмаргивали под навесом, только теперь вместо мошки в белых лучах кружились редкие и мелкие снежинки.
Хозяин встал и пошел мне навстречу, с улыбкой протягивая левую руку. Интересно, подумал я, а если правую пожать — протез отвалится?
— Чайку?
— Спасибо, уже пил.
— Чего покрепче?
— И с этим подождем.
