столько же о ее замысле, сколько главное аудиторское управление знает о конструкции и развитии подводных лодок».
Риковер не намного мягче относился и к Крейвену. Адмирала приводило в бешенство, что ему приходилось делиться средствами с Крейвеном на переоборудование «Халибат», на программу создания глубоководных аппаратов и другие глубоководные океанские проекты. По мнению Риковера, ни один из этих проектов не был таким важным, как его мини-подлодка «NR-1».
В еще большую ярость приводил адмирала тот факт, что его не допускали к ознакомлению с деталями переоборудования «Халибат». Он знал почти все, что происходило в подводных силах, но разведывательные программы входили в те немногие сферы, в которые он не имел официального допуска и не мог сказать там своего слова. Он переносил свое недовольство на Крейвена, который начал подумывать, что адмирал специально дожидался ночи, чтобы позвонить ему, когда он глубоко уснет или задумает заняться любовью с женой. Ученый был почти уверен, что адмирал следил за временем начала подводных испытаний «Халибат» и приурочивал свои телефонные звонки к тем моментам, когда Крейвен не имел возможности подойти к телефону, чтобы ответить. Невозможность своевременно ответить адмиралу по телефону дорого обходилась Крейвену.
Однажды в пятницу Риковер выступал с докладом в Нью-Йорке и послал распоряжение на «Халибат», которая находилась на Гавайских островах, с требованием, чтобы Крейвен прибыл к нему на встречу в Нью-Йорк утром в понедельник.
Крейвен бросился на самолет, даже пережил некоторую панику, когда самолет задержался в Лос- Анджелесе из-за тумана, и, наконец, приземлился в Нью-Йорке. Он прибежал запыхавшись в номер гостиницы, где его ждал адмирал. «Вы играли в гольф со своими дружками?» – проговорил он с издевкой, повторяя легенду, придуманную Крейвеном для своей поездки на Гавайские острова. Затем он позвонил по внутреннему телефону и попросил: «Принесите в номер самый большой ланч, который готовят в гостинице». Крейвен ждал ударной фразы: он знал, что адмирала вряд ли интересует, голоден он или нет после длительного перелета. Ожидания Крейвена оправдались: «В течение ближайшего часа вы будете сидеть и есть ланч, – объявил Риковер, – а я буду вас сильно ругать».
Крейвен нравился Риковеру, и вместе с тем ему доставляло удовольствие унижать его. Риковера поражало умение Крейвена выдерживать его самые грубые вспышки. Адмирал любил Крейвена также и за то, что тот не учился в военно-морской академии. Риковер был единственным, выпущенным из академии в звании мичмана, и теперь для него было большой забавой добавлять немного путаницы в головах, когда он беседовал с выпускниками академии перед принятием их на службу в свою программу атомных подводных лодок. Собеседования с поступающими были больше похожи на обряды посвящения в какое-либо тайное общество. Во время собеседования адмирал доводил молодых людей до грани психического срыва в своем стремлении выяснить все досконально. Пытаясь смутить своих кандидатов, Риковер осыпал их бранью, сажал на стул с одной укороченной ножкой или провожал в «Сибирь», то есть в чулан, где они оставались часами.
Возможно, самый знаменитый случай произошел, когда Риковер с угрожающим видом подошел к кандидату и сказал: «Напугайте меня, если можете». Молодой человек не заставил себя ждать. Не говоря ни слова, он одним движением смахнул со стола адмирала книги, бумаги, ручки – все, что там лежало. Этот кандидат был принят.
Для Риковера причинение неприятностей Крейвену было побочным явлением.
Между тем к Крейвену стали часто обращаться как к служащему в ВМС эксперту по глубоководным работам. Но было одно обращение из ряда вон выходящее. Телефонный звонок последовал утром в субботу в январе 1966 года. «Говорит Джек Ховард», – сказал помощник министра обороны по вопросам атомного оружия. – «Я потерял водородную бомбу». «Почему вы звоните ко мне?» – спросил Крейвен. «Эту бомбу я потерял в воде, и я хочу, чтобы вы ее нашли». Крейвен был назначен работать с бригадой, наскоро собранной офицером из Пентагона. Другая группа поехала на место падения бомбы.
Бомбардировщик Б-52 столкнулся в воздухе с самолетом-танкером во время дозаправки в воздухе на высоте 10 000 метров, недалеко от побережья Паломарес (Испания), утеряв все водородные бомбы. Три из четырех бомб были найдены почти сразу. А четвертую не могли найти – возможно, она упала на дно Средиземного моря. Президенту Джонсону было известно, что советские корабли ищут эту бомбу. Он отказывался верить заверениям ВМС, что злополучную бомбу не смогут достать ни советская, ни американская сторона. В это верило большинство людей, которым было поручено найти бомбу. Большинство, но не все. Крейвен в это не верил.
Крейвен собрал группу математиков и усадил их за работу по составлению карты морского дна в районе Паломареса. Эта задача казалась достаточно разумной, но Крейвен намеревался использовать эту карту для проведения анализа, который скорее напоминал пари на скачках, чем военно-морское исследование или руководство по спасению кораблей.
Как только карта была составлена, Крейвен попросил группу экспертов-подводников и спасателей смастерить что-то наподобие игры в рулетку, сделать ставки на вероятность каждого из различных сценариев утери бомбы, составленных поисковыми группами в Испании. В каждом сценарии указывались различные местонахождения бомбы.
Затем каждое вероятное местонахождение подставлялось в формулу, основанную на шансах, полученных в результате сделанных ставок. Полученные местонахождения вновь наносились на карту на определенное количество метров или миль в сторону от тех мест, которые были определены на основе логических рассуждений и акустических данных.
Для непосвященных все это звучало как старая шутка об одном чудаке, который потерял свой бумажник в темной аллее. Вместо того, чтобы искать на аллее, он предпочитает искать свой бумажник за много метров в стороне от нее, у фонарного столба, потому что там светлее. Что касается Крейвена, то за его кажущимся безрассудством были глубокие знания. Он опирался на теорему Баеса о субъективной вероятности. Эта алгебраическая формула была выведена Томасом Баесом, математиком, родившимся в 1760 году. Его теорема должна была определять в количественном отношении значение интуитивного чувства, фактора, который существует за пределами сознания людей.
Крейвен применил эту доктрину к процессу поисков. Бомба была прикреплена к двум парашютам. Он принимал ставки на вероятность того, что оба парашюта открылись, или открылся один, или оба не открылись. Он провел такие же операции по всем возможным деталям аварии. Его группа математиков выписала возможные результаты аварии. Затем от них приняли ставки, в какой вариант окончания они верят больше всего. После ряда ставок математики использовали полученные данные для определения вероятных частных отклонений нескольких возможных местонахождений. Затем они нанесли на карту эти варианты, указав наиболее вероятное место и несколько возможных мест.
Даже не выходя в море, эта группа верила в то, что знает, где находится бомба. В соответствии с их расчетами, наиболее вероятное место падения находилось далеко от того места, где были найдены три другие бомбы. Далеко и от того места, где упали обломки самолета в воду. Хуже того, если расчеты Крейвена безошибочны, то бомба находится в глубоком ущелье под водой, и едва ли до нее можно
