«Моему пеплу будет приятно покоиться здесь», — сказала она однажды в саду Дэри-коттеджа. Было тяжело открыть маленькую шкатулку и тревожить бледно-серый порошок. И мы откладывали это со дня на день. Но в одно прекрасное утро солнце прорвало тучи, и после проливного дождя сад заиграл всеми красками, трава засверкала дождевыми каплями, водяная лилия раскрыла лепестки навстречу теплу. Мы решили, что час настал.
Мы шли по саду рука об руку, по тем местам, которые дочь больше всего любила: вот поросший травой склон, где так хорошо было загорать, пруд, у которого Джейн сидела часами, наблюдая за рыбками, ручей, у которого она играла с Ричардом. Вспоминали, как Джейн гуляла здесь в последний раз, после того как доктор Салливан сказал ей правду. Мы шли по ее следам, останавливаясь там, где стояла она, словно стараясь запомнить это место навсегда. Мы брали горсть пепла и рассыпали его полукругом, как крестьянин-сеятель рассыпает зерно. Мы рассыпали пепел на цветочных клумбах, под старыми тисовыми деревьями, над прудом. Ветер разносил частички пепла по воздуху. Маленькие хлопья оседали на розах, кружились над прудом, около плакучей ивы, которую Джейн помогала сажать. Потом пепел скрылся под водой, и все кончилось.
Мы немного поплакали. Джейн умоляла не слишком горевать по ней. «Я не хочу причинять кому-то страдания», — говорила она. «Все это, конечно, так, — сказала одна из ее подруг, утирая слезы, — но не горевать невозможно».
Для того чтобы организовать вечер, о котором говорила Джейн, понадобилось несколько недель. Она хотела, чтобы он прошел весело, как день ее рождения, который пришлось пропустить из-за болезни. Джейн успела составить и список гостей: ее друзья и все те, кто помогал ей во время болезни. Приехали все — доктор Салливан, управляющий банком из Брайтона, составлявший тот проект, который так и не осуществился. Приехали люди, которые открыли для нас свои дома и свои сердца в те дни, когда Джейн, покидавшей больницу, было необходимо человеческое тепло, а не просто снятые комнаты. Приехали врачи и сестры хосписа, не занятые в тот вечер, и, конечно, друзья Джейн. Один из них спросил:
— Угощение, конечно, будет вегетарианским?
Однако другие приглашенные не получили бы от такой пищи никакого удовольствия. А если это испортит им весь праздник? И сумеет ли Розмари приготовить вегетарианские блюда, которые так мастерски готовила Джейн?
Но все трудности отпали, когда несколько друзей Джейн заявили, что приедут в субботу и приготовят угощение, уберут дом и сад, сварят пунш.
Так вот и получилось, что вечер этот начался задолго до назначенного времени, как бывает со всеми лучшими вечерами. На кухне толпились повара. В холле одни готовили пунш (без рецепта, но с изобилием компонентов и с большим энтузиазмом), другие расставляли в саду столы, стулья и скамейки.
Когда работа кипела вовсю, появился сосед с розами из собственного сада. Он был едва виден из-за огромного букета, помещенного в ведро. Цветы были на длинных стеблях, красивые и сильные, со множеством бутонов.
— Принести еще? — спросил он, и скоро весь дом и сад расцвели яркими красками и благоухали ароматом. Розы лежали на столах, на стульях, на полу. Все знали историю о последней розе, что покоилась в волосах Джейн. Сестры хосписа рассказывали о той Джейн, которую они знали в конце жизни, а друзья — о молодой, прежней Джейн, которую знали они. Виктор произнес короткую речь: он подчеркнул, что Джейн ничем особенно не отличалась и только хоспис сделал для нее возможной такую мирную смерть. Всего лишь восемь дней пробыла она там, но это были дни, полные огромного смысла.
Вечер удался. Никто не рыдал, гости разбились на небольшие группки и говорили не только о Джейн, но и о смерти, о том, как облегчить ее, говорили о своих страхах и надеждах. Друзья Джейн гордились ею. Не было на этом вечере натянутой официальности. Никто не произносил слов соболезнования. Это не были похороны или поминки.
Это был вечер благодарения — Джейн хотела этого, и сама предложила его провести.
Вернувшись в конце лета в Вашингтон, мы обнаружили перемену в нас самих. Мы гораздо больше, чем раньше, думали о том, что важнее всего в этой жизни, о своих чувствах, о непреходящих ценностях и о людях — о каждом как о личности. В последние дни своей жизни Джейн говорила обо всем этом. Это стало для нас истинными ценностями. Она получала удовольствие от того, что дарила вещи, которыми дорожила, своим друзьям. Она продумывала, что кому подарить, и с удовольствием это делала.
— Мне не нужен подарок, чтобы помнить Джейн, — сказала одна из ее подруг. — Она научила меня печь хлеб. Каждый раз, выпекая его, я думаю о ней.
Перед смертью дочери мы думали о людях, продолжающих жить в своих поступках. В памяти тех, кого чему-то научили. Джейн тоже надеялась остаться в наших сердцах. И осталась.
Послесловие
Книга Виктора и Розмари Зорза вводит нас в круг вопросов, которые в нашей стране еще не разрабатывались. Очевидные вещи порой приходится больше всего доказывать. Казалось бы, так ясно — с момента прихода в мир человеческая жизнь защищается и поддерживается медициной. Но сколько бы она ни продолжалась, неизбежен конец. Естественно, что общество, несущее на себе заботу о каждом своем члене, должно обеспечить отсутствие боли, страданий уходящему человеку. Во всяком случае, должна существовать служба помощи умирающим, которая могла бы разрешать самые необходимые проблемы как медицинского, так психологического и социального характера.
Трудный, болезненный вопрос о смерти должен все-таки получить разрешение еще до того, как неумолимое время рано или поздно приведет нас к нему. Пусть каждый задаст себе вопрос, как бы он хотел умереть, будь в его руках возможность выбора. Не надо быть психологом, чтобы предвидеть ответ — легко, безболезненно, быстро. Иные добавят к этому эстетический момент красоты или героики обстоятельств. Но никто наверняка не пожелает себе мучений. Тем не менее многолетний опыт медицинской работы показывает жестокую реальность. Отсутствие организации помощи умирающим приводит к тому, что многие больные, особенно онкологические, испытывают мучительные страдания независимо от того, находятся ли они дома или в стационаре. Проблемы ухода, обслуживания, добывания обезболивающих средств, помноженные на отсутствие или лимиты многих препаратов, дефицит среднего и младшего персонала, нехватку транспорта, осуществляющего вызовы на дом, — все это обостряет проблему. И здесь, наряду со страданиями самого больного мы сталкиваемся со страданиями родственников, с переживаниями медиков, которые порой не знают, что и как говорить безнадежному больному. Ложь во спасение нередко становится глупой, нелепой и неуместной. Мы играем «роль» для больного, лжем ему, а он, прекрасно видя это, тоже вынужден «играть», тоже лгать, только уже нам.
Пожалуй, весь основной смысл поставленной в книге супругов Зорза проблемы заключается в очень простой истине — человек в момент ухода должен быть избавлен от страданий.
Если попытаться реализовать эту идею в наших условиях, то мы непременно должны выйти на те пути, которые прошли наши коллеги в зарубежных странах.
Разрешение медицинского аспекта проблемы должно вылиться в создание в нашей стране хосписов, ориентированных на оказание помощи безнадежным больным, и их задача в первую очередь будет заключаться в снятии боли. Только после этого возможно решение других проблем, ибо боль подавляет личность человека, ставит его в зависимость от любых случайностей, может, наконец, провоцировать самоубийство. Конечно же, мы не должны ограничивать понятие боли чисто физиологическим аспектом, требующим помощи анастезиолога. Психологический аспект, заключающийся в тревоге, страхе, депрессии, потребует участия и психотерапевта и порой священнослужителя. Причем осуществление этой помощи не должно ограничиваться стационаром. Выездная служба позволила бы решить и вопрос свободного режима в хосписе, куда можно приходить на время установления дозировки лекарств, а затем возвращаться домой. Эта же служба могла бы обучать родственников первой медицинской помощи, инъекциям и т.д. Возможно в дальнейшем создание службы сиделок. Мы с коллегой были на обучении в Англии, в том же хосписе, который был описан в книге супругов Зорза, и убеждены, что подобную службу заботы о больных возможно осуществить и у нас, хотя и со своими особенностями.
Из наших намерений не следует представлять создание некоего объемного учреждения, готового обслуживать весь город. Зарубежный опыт показывает, что хосписы должны быть рассчитаны на 20—30 коек с минимумом персонала, хотя последний должен обладать максимумом специальных знаний. В Англии, например, такой хоспис может обеспечить потребность 400 000 населения. Таким образом, видно, что
