предусматривала роль. Молодые люди разыграли случайное знакомство, повторяя заученные фразы, оживлённо беседовали и смеялись, когда, изображая неловкость, Петиньи опрокинул бокал. Флоранс оказалась превосходной актрисой, так что, провожая её, Петиньи был совершенно очарован. Когда она скрылась за воротами богатого особняка, из-за них появился её отец, протягивая конверт с деньгами и дальнейшими инструкциями.
После третьей встречи Петиньи страстно влюбился. «Вошёл в образ», — повторял он, и ему хотелось петь о своей возлюбленной. Но даже её настоящее имя оставалось тайной. Сгорая от любопытства, он задержал у ворот её отца. «Никаких вопросов, — отрезал тот. — Вам платят, чтобы вы не отступали от роли». И Петиньи подчинился. Между тем близилась развязка. В последнее свидание Себастьян Вержа должен был признаться в своих чувствах. И получить отказ. В отчаянии он будет настаивать и узнает, что Флоранс любит другого. Петиньи не спал ночь, боясь, что Флоранс отождествит его с Вержа. А перед встречей купил цветов, как предписывала роль, и золотое кольцо, которого она не требовала.
Разыграв бурное объяснение, они довели сцену до конца. Флоранс должна была подняться и уйти. Но она не двигалась. И Петиньи решился. «Вержа умер, а я люблю вас, Флоранс! — достал он из кармана кольцо. — Могу я просить у отца вашей руки?» «Дорогoй, — надела кольцо девушка, — просите, только он мне не отец».
«Флоранс, действительно, сирота, — подтвердил представительный мужчина, когда они вдвоём с Петиньи курили в гостиной особняка. — Я был другом её отца, став после его смерти опекуном. По профессии же я — психиатр. Теперь, когда всё так обернулось, мой долг объясниться. Дело в том, что год назад Флоранс перенесла тяжёлую психологическую травму — у неё был роман с одним проходимцем, который её обманул. Она даже пыталась покончить с собой, так что я был вынужден поселиться в этом доме. Как врач, я наблюдал у Флоранс сильный невроз — оскорблённая в своих чувствах, она не могла смириться с произошедшим, её терзала гордость брошенной женщины. Вот мне и пришло в голову лечить её методом психоанализа. Я уговорил её заново пройти все этапы неудачного романа, в точности их повторив. Но изменить финал. Теперь Флоранс должна была отвергнуть Себастьяна Вержа, на которого вы, кстати, очень похожи. Теперь вам понятна её дрожь в первое мгновенье встречи?»
Петиньи кивнул.
А после женитьбы долго размышлял: кого же любит Флоранс — его или Себастьяна Вержа в нём?
КАПРИЗЫ ИСТОРИИ
Установив могильный крест, каменотёс высек эпитафию: «Барон или граф, чужеземцы, где-то верно служившие своим господам, принимали смерть от меча славного рыцаря Конрада фон Шварцгофа, покоящегося здесь, если, придя в эту землю, что-то противное Богу и императору задумали».
Но безжалостное время, стерев буквы, превратило её в «…он… где-то… жил… он… что-то думал…»
И сколько подобных жертв истории! Сколько попало под её жернова? Сколько извергнуто жерлом истории? Сколько уснуло на жерди истории? Какой жрец истории-прожоры сосчитает жатву сию?
СТРАШНЫЙ СОН СТАЛИНА
Он увидел его на подмосковной даче весной пятьдесят третьего. По старой привычке, приобретённой с радикулитом, он лежал на спине, распластав руки крыльями, и во сне влетал в небесную дверь. За ней теснилось в очереди будущее, а из прошлого черти готовили поленья для своих печей.
Сталина подвели к небесной кузнице, в которой вспыхнул огонь, яркий, как семисвечник, и части света, поменявшись местами, разбились. И увидел он ангелов, стоявших, где раньше был восход, а теперь — закат. А было их по числу сторон света — семь.
И первый ангел снял печать с договоров и вострубил. Будто зимой разразилась гроза, и Сталин увидел, что его страна раскололась, как льдина, в которую попала молния. И пошёл брат на брата, а сын на отца, и снег стал красным, как фартук мясника.
И второй ангел снял печать с законов, и стало беззаконие. И судьи спрашивали: «Как нам теперь судить?», потому что не знали. И палачи казнили без разбору, но виновные ускользали, как рыба в иле.
И третий ангел вострубил, и снял печать с уст лжепророков, и распечатал замки на тюрьмах с негодными прорицателями. И наполнилась земля ими, и каждый не знал теперь, где правда, потому что вспыхнуло множество солнц, а настоящее погасло.
И четвёртый ангел поразил пастырей, а народы, рассеявшись, метались, точно обезумевшее стадо, и каждый искал себе укрытие и не находил. Ангел же стал огромен, как буря, и его тень покрыла землю, как власяница, в которой копошились люди, бесцельные, как саранча. И были они, как пепел, ангел же, став бледен, скакал между ними и снимал их, как нагар со свечи.
Пятый обратился блудницей и сыпал на землю монеты, стучавшие по крышам, как дождь. А люди собирали их, ползая гадами на животе, и пытались есть — но они были горькими, как полынь, и пытались прятать — но они жгли ляжки. Обратился тогда ангел золотым тельцом и упал с неба, расколовшись на куски. И все подставляли руки, но ловили черепки, и множество тогда погибло.
А шестой ангел отверз слёзы, которые копились на небе, и хлынули вниз хляби, запечатав уста праведникам — и стало молчание грозным, а ложь — как водопад. И завидовали тогда тем, кто умер раньше.
И появился осёл в полнеба, одно копыто которого — обман, другое — предательство, третье — искушение, а четвертое — блуд, и восседали на нём аспиды числом шестьсот шестьдесят шесть. Их глаза, как жаровни, а язык, как меч. И оставшиеся служили им, пока они палили их огнём.
Как вдруг всё стихло, будто в книге бытия стёрлись все буквы от альфы до омеги. На небе опять высыпали тусклые, как слюда, звёзды, которые прикнопили его свернувшийся, было, свиток. Восстановился привычный порядок, но это было хуже всего. И седьмой ангел, одетый в спортивную куртку, с рёвом задрал кверху колесо мотоцикла, и, заиграв на саксофоне, расхохотался в лицо: «А старики будут мучиться радикулитом, ходить под себя и, пуская слюни, соревноваться, кто кого переживёт!»
Сталин вскочил с кровати, и тут его разбил паралич.
ЛИТЕРАТУРНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ
Бригада каторжников бурила в Сибири землю в поисках нефти. И вдруг наткнулась на растение с крепкими корнями. Железо вязло в клубнях этого корнеплода, так что работа приостановилась. А пока машину чинили, каторжники могли передохнуть. «Тупи нам бур!» — радостно шептались они, обращаясь к растению. Так на Руси появился «тупинамбур». Но вскоре рассерженное начальство перевело их на болотные топи. И там «тупинамбур» превратился в «топинамбур».
Раз в русскую глубинку приехал тибетский лама. Собрав народ на площади, он нахваливал свою веру, доказывая её превосходство над другими, но приверженцев не сыскал. С тех пор, когда провинциалы
