поданного валета, а в биллиардной из-за того, как правильно произнести игорный термин — круазе или краузе — разбивают друг другу черепа».
Сурово разоблачает Сургучев торговые спекулятивные сделки, нечестный, зачастую кровавый путь наживы местных богатеев, именитых купцов города — Теряевых, Алексеевых, Картузиных, Канаджиевых, Петри.
«— Алексеевы-то? — рассказывает трактирщик Иван Васильевич, — знаем мы, с чего богатеть пошли эти Алексеевы! Казначейство-то Трынкевич ограбил в 68 году? Ну? А дед-то их, Алексеевых, в те поры извозчиком был? Кто увозил Трынкевича с деньгами? Ну? Вот то-то и оно! И смекай. С того самого и пошло оно, это самое богатство…
— А Теряевы? Вели торговлю в степях, с калмычьем. Калмык-то… цены деньге не знал и не понимал. Даст в лавке четвертной билет, а сдачу с трешницы получит. Заартачится калмык, — в шею из лавки, по мордасам! Такие ребята, нарочно звери, для этого дела и держались. Пошел калмык к начальству, — там свой народ, одна чашка-ложка. Еще добавят… И носи, калмычина, на здоровье!»
Недаром суровый и строгий поборник правды солдат Свирин все время горестно повторяет: «Земля от крови черна, кровью человеческой вся пропиталась».
Жестокость, грубость и пошлость провинциальной жизни Сургучев подчеркивает даже в характеристике уездов Ставропольской губернии: один из уездов славится воровитостью, другой — драчливостью, третий — убийствами, пьянством и снохачеством.
В центре внимания ставропольских обывателей — наиболее «выдающиеся» события города: пожары (сгорела Егоровская лесная биржа), экстравагантные выходки мещан (грузчик Васо из трактира «Мадрид» откусил кончик носа жулику; трактирщик Иван Васильевич из ревности зарезал бритвой жену; отравился около каменной беседки нашатырным спиртом секретарь городской полиции, обвиненный в растрате).
Однако сквозь толщу мрачных явлений в жизни губернского города Сургучев разглядел людей, ищущих выход из этой жизни, вступающих на путь борьбы с косностью, жестокостью, темнотой. Солдат Свирин — открытая, честная русская натура, «правдоискатель», любит рассуждать о жизни и смерти, о смысле человеческого существования, о правде, добре, справедливости и мучительно ищет ответ на вопрос «почему нет счастья на земле». Сургучев выделяет в повести представителей новой, пробуждающейся к борьбе интеллигенции, следящей за революционными событиями и радующейся известиям о них. Это и «неблагонадежный», высланный в родной город за участие в студенческих беспорядках Ярнов, и учащаяся молодежь, собирающаяся по вечерам на Кафедральной горе поговорить о неизбежных и близких переменах. «Завтра они поедут на север дикий, туда, где теперь жизнь поставлена на огонь, и начинает она закипать, закипать. И аромат от нее идет вкусный-превкусный…», — говорит губернатору многозначительно Ярнов.
Революция в повести не показана. Ее дыхание доносят до читателя воспоминания губернатора о крестьянских волнениях в губернии, о расстреле рабочей демонстрации в городе, ночные сходки молодежи, проникнутой желанием создать «иные формы бытия». Это свидетельствует о политической ограниченности мировоззрения писателя, считавшего, что справедливости в этом мире можно достичь только путем нравственного самосовершенствования каждой личности. И тем не менее, всем своим содержанием повесть Сургучева агитирует за революцию, ибо жизнь, обрисованная в «Губернаторе», скучна, однообразна, жестока, оскорбительна для человека, требует безотлагательных изменений.
Илья Сургучев много страниц посвящает родному городу Ставрополю. Перед читателем проходит главная Николаевская улица с булыжной мостовой, магазинами, окружным судом, «дремлющим густым зеленым бульваром, как бы мечом рассекающим улицу надвое»; вписаны Ташлянское предместье, Кафедральная гора с собором и электрической станцией, здание полиции с пожарной каланчой, дом полицмейстера, «в котором когда-то проездом на Кавказ жил три дня Пушкин», губернаторский дом, Архиерейское подворье, «остатки былой крепости с амбразурами, в которых теперь вместо пушек были фонари», «Воронцовский сад…» Сургучев старается не упустить ни одной детали из внешней бытовой и экономической жизни Ставрополя. Колоритно описана осенняя ярмарка, когда со всей России в город съезжались торговцы: из Ельца привозили кружева, из Ярославля — полотно, из Саратова — сарпинку, из Астрахани — виноград, груши из Темир-Хан-Шуры, грибы черниговские и калужские, огурцы нежинские, кабардинские скакуны, калмыцкие стервятники, битюги из Воронежской губернии. «На лошадях, волах, верблюдах все тянулись в город, который как крепость, сияя белыми домами и колокольнями, густыми садами, стоял на горе. Ползли скрипучие арбы, полные молодого, свежего, только что собранного хлеба, овса, ячменя и всего того, чем была богата и что производила „губерния“. В дни ярмарок город просыпался, взбадривался, устраивались кулачные бои, состязания звонарей, балаганные и цирковые представления. После нескольких дней праздничной сутолоки и веселья город снова впадал в сонное существование».
Все в повести достоверно и точно. В ней легко угадываются некоторые известные в истории края лица: — губернатор — ставропольский губернатор Никифораки, ротмистр Клейн — ротмистр Фридрихов, архиерей Герман — архиерей Агафадор. Это придает чтению особый интерес и злободневность.
Своеобразна творческая манера писателя. В «Губернаторе» Сургучев по-чеховски мягко, прониковенно-лирично рассказывает о своих любимых героях и по-горьковски беспощадно изображает ненавистные ему «окуровские» нравы.
Демократической общественностью повесть «Губернатор» была оценена высоко. В начале 1914 года большевистская газета «Правда», отмечая огромное общественно-политическое значение реалистической литературы в годы первой русской революции, в статье «Возрождение реализма» писала: «В нашей художественной литературе ныне замечается некоторый уклон в сторону реализма. Писателей, изображающих „грубую жизнь“, теперь гораздо больше, чем было в недавние годы. М. Горький, гр. А. Толстой, Бунин…, Сургучев и др. рисуют в своих произведениях не „сказочные дали“, не таинственных „таитян“, — а подлинную русскую жизнь со всеми ее ужасами, повседневной обыденщиной»[4].
Илья Дмитриевич Сургучев родился в Ставрополе 15 (27) февраля 1881 года в семье крестьянина. В Ставрополь он и возвратился после окончания в 1907 году китайского отделения восточного факультета Петербургского университета. В Ставрополе Илья Сургучев прожил до 1922 года, временами, на месяц- другой, выезжая в Москву или Петербург для устройства своих литературных дел.
Свою литературную деятельность Сургучев начал с изображения знакомой ему с детства провинциальной жизни. На страницах многих рассказов и пьес Ильи Сургучева мелькают названия ставропольских улиц, описаны подлинные события, быт и нравы ставропольцев конца XIX — начала XX вв. Эта сфера жизни так и осталась главной темой его творчества.
До 1905 года Сургучев печатался преимущественно в «Журнале для всех» и ставропольской газете «Северный Кавказ».
Уже в первых литературных опытах Сургучева явно ощущалось влияние А. П. Чехова (например, рассказ «Ванькина молитва», в котором несомненны отзвуки чеховского рассказа «Ванька») и А. М. Горького (например, рассказ «Следствие», где Сургучев близко к горьковской манере изображает уездных обывателей, затрагивая и коренной слой — мещанство).
Определенным итогом в развитии уездной темы, у Сургучева и большим художественным достижением, кроме повести «Губернатор», явились его пьесы «Торговый дом» и «Осенние скрипки». Пьеса «Торговый дом» в театральный сезон 1913–14 гг. с большим успехом шла на сцене знаменитого Александрийского театра. Сюжет этой пьесы был навеян подлинными событиями, происшедшими в доме ставропольского купца Меснянкина, большого самодура и в то же время тонкого ценителя искусств и знатока театра.
В 1915 году в Московском художественном театре режиссером В. И. Немировичем-Данченко были поставлены «Осенние скрипки». В роли Варвары с успехом выступила замечательная актриса, впоследствии народная артистка СССР, О. Л. Книппер-Чехова.
Реализм Сургучева окреп и достиг своего совершенства под непосредственным воздействием Горького. Можно сказать, что сближение с А. М. Горьким — лучшая пора в творческой биографии Сургучева. Для Сургучева Горький был единственным авторитетом в современной литературе, и он внимательно прислушивался к его советам и замечаниям. В этом нас убеждает переписка писателей.
В архиве Горького сохранилась большая пачка писем Ильи Сургучева к Алексею Максимовичу и копии ответных писем Горького, преимущественно 1911–1913 гг.
