Буддизм

сарвастивады, одобрили новую редакцию Винаи, Сутры и Абхидхармы, снабдив их своими комментариями. Во времена Канишки были написаны такие основополагающие буддийские тексты, как Махавастру, Лалитавистара, Вивьяавадана и другие. Ашвагхоша, Васумитру, Арьяшура начинают свою писательскую деятельность. Это время создания буддийских канонических текстов. Написанные на местных языках, переведенные затем на пали, санскрит, а позже на другие языки стран Юго-Восточной Азии, эти тексты позволили ознакомится с буддизмом из первоисточников, а не со слов буддийских миссионеров.

Уже на стыке первого столетия н. э. многие буддийские писания были привезены в Китай. Правители династии Вэй и Цзинь (220–420 г. н. э.), подобно Ашоке или Канишке, быстро поняли, насколько удобной может быть новая религия для нужд государства, и стали поддерживать буддизм в своих провинциях. Была даже отправлена большая экспедиция во главе с учёным монахом Фасяном с целью поиска и сбора буддийских текстов. Экспедиция длилась 14 лет, при этом китайцы сумели посетить более тридцати стран. Со своей задачей Фасян справился на славу. Китайская культура приняла в себя новое религиозное течение, а литература обогатилась великолепными философскими творениями. Кроме того, что теперь китайский буддизм получил твёрдую опору в виде канонических буддийских текстов, буддизм в целом выиграл и в том плане, что многие буддийские тексты сохранились только в китайском переводе. Да и своим выживанием буддизм обязан в первую очередь китайцам: к концу правление династии Тан, на которую приходится расцвет буддизма в Китае, в Индии буддийское учение уже практически исчезло.

Но в четвёртом и пятом веках индийский буддизм ещё полон сил. Рождаются новые школы, как, например, ответвления махаяны мадхьямика и йогачара, строятся буддийские монастыри-университеты, где оттачивают своё красноречие лучшие буддийские проповедники. Создаются новые трактаты. Появляются объёмные труды: «Висуддхимагга» Буддхагхоши и «Абхидхармакхоша» Васубандху, в которых впервые излагается космология буддизма.

Как раз в этот период начинается расцвет буддизма в Китае. Китайских монах Кумараджива переводит буддийские сутры на родной язык, и буддизм быстро обретает популярность у знати, очарованной новым стройным учением. Постепенно отдельные положения буддизма проникают в народ, смешиваясь там с местными культами. Вскоре традиционный китайский даосизм приобретает новые черты, впитав в себя многие постулаты буддизма. Буддизм проникает в культуру, литературу, этику Китая. Буддизм становится доминирующим учением.

Китайцы – народ активный, деятельный, любящий путешествия. Очень скоро китайские торговцы, миссионеры и государственные чиновники принесли основы буддийского учения в Корею, а через столетие, в шестом веке, в Японию.

Буддизм «переселился» как раз вовремя. Традиционная кастовая система была уж слишком сильна в Индии, и долго терпеть такое еретическое учение, отвергающее влияние каст, как буддизм, она не могла. Слишком сильны были традиции. Слишком смелым был вызов Будды. «Изучающие Веды», как издевательски называл брахманов Будда, победили.

Ещё в течение нескольких сотен лет буддизм ещё являлся значительной силой, однако к концу тысячелетия он лишился некогда широкой опоры и стал быстро сдавать свои позиции. Лишь отдельные общины, находящиеся под контролем кастовой системы, всё ещё продолжали исповедовать буддизм. Но большого влияния на общественную мысль Индии они уже не имели.

Однако в других странах Азии – и, в первую очередь, в Китае, Японии, Вьетнаме, Непале, Корее, Таиланде, Камбодже, Монголии буддизм прижился прочно. И произошло это не столько из-за силы и прелести его учения, сколько из-за знаменитой терпимости, бережного отношения этой религии к остальным верованиям и традициям, веротерпимости буддистов, заповеданной им самим Великим Учителем – Гаутамой Буддой.

Основы буддизма

Жизнь Сиддхартхи во дворце походила на сказку. Окружённый самыми красивыми девушками, утопающий в роскоши, среди прекрасных цветов, в великолепном дворце, окружённом чудесным садом, он ни в чём не знал недостатка. К его услугам было всё, что только мог пожелать сам царь. Не было только одного: свободы.

Да, именно свободой платил царевич за окружающее его великолепие. Всё, что он видел перед собой, всё, что предоставлялось в его распоряжение, всё это он мог иметь только во дворце своего отца. Царь всеми силами оберегал сына от встречи с реальными миром, встречи, которая могла состояться в любое время, покинь царевич дворец. Потому что жизнь вне дворца вовсе не была такой прекрасной и полной наслаждений, как здесь.

Да и царская жизнь вовсе не была мёдом. Шуддходане в последнее время приходилось тяжело. Проклятый Прасенаджит вовсе обнаглел. Он требовал отдать за него девушку из рода Шакьев. Никогда такого не было! Как могли осмелиться они, низкорожденные правители Косалы, предложить такое! И если бы только предложить. Зная, что он добровольно ни за что не согласится на такой позор, Прасенаджит пригрозил военным вторжением. Если такое случится, всё пропало. Никогда Капилавасту не выстоять против Косалы. Никогда… И уж тогда он точно потеряет сына – если не в бою, так среди отшельников.

Как тяжко сделать выбор! Но ничего. Пусть ему будет нелегко, но он пойдёт на всё ради царевича. Никогда и не у кого не было такого замечательного сына. И пусть он будет счастлив. Его отец в состоянии сделать это.

После длительной и упорной медитации под деревом Бодхи Сиддхартха постиг истину. С этого момента он стал Буддой, Просветлённым.

В чём же заключалась эта истина?

Сам Будда всегда утверждал, что его учение – это путь освобождения от страданий. О каких же страданиях говорил Великий Учитель? Разве мало в жизни наслаждений, разве нельзя избежать страданий в мирской жизни? Почему этот путь, путь освобождения от страданий назван им величайшей истиной? Отчего учение Будды нашло живой отклик в миллионах сердец?

Под страдания Будда подразумевал всё существование человека. «Существование есть страдание, ибо в нём заключены старость, смерть и тысяча страданий» – говорил он. Можно не согласится с его пониманием существования, можно говорить о том, что степень развития общества во времена Будды была настолько низкой, что действительно, человек не жил, а мучался, и теперь всё наоборот. Однако нечто в этой формулировке не даёт относится к ней поверхностно. Ни старость, ни смерть человек не победил до сих пор. Действительно, все человеческие радости, как правило, недолговечны. Достигнув чего-то, человек снова неудовлетворён, он стремится дальше. Однако и следующее достижение радует ненадолго. И путь этот бесконечен. Теряя что-то или кого-то, мы огорчаемся. Приобретя что-то, радуемся. Но чем больше мы приобретаем, тем больше возможностей утери накопленного. Только у нищего нечего украсть, поэтому они часто выглядят счастливыми и беспечными. Но редко найдешь счастливого богача. Однако и без денег трудно достичь счастья.

Тело наше не вечно, оно подвержено болезням, голоду, распаду. В юности мы растём и развиваемся, а, переступив черту зрелости, медленно разваливаемся, чтобы встретить смерть. И никто ещё не избежал смерти. Наиболее пессимистичные философы утверждают, что жизнь есть не что иное, как ожидание смерти. Высказывание в духе буддийского учения… Человек стремится к спокойствию и постоянству, он хочет уверенности в завтрашнем дне, но всё течение жизни указывает на бренность этих надежд. И не случайно многие, не выдержав жизненных неурядиц и сюрпризов, ищут избавления в вечном покое смерти.

Таким образом, Будда просто обобщил свои наблюдения за сим суетным миром, предоставив свой вывод в ёмкой, хотя и довольно мрачной, формулировке. Однако просто констатировать факт, что жизнь полна страданий, мало. Для полноценного учения нужно хотя бы объяснить, почему это происходит. Откуда берутся страдания? За что они положены нам?

«Я страдаю, потому что я рождён», – отвечает Гаутама. Будда воспринимает страдание как неотъемлемое свойство живой материи. Рождённый должен страдать хотя бы потому, что его тело пронизывают тысячи нервных клеток, способных реагировать на боль. Что всё человеческое существо, все его устремления и пожелания противоречат сложившемуся порядку вещей: мы хотим покоя, но покой и жизнь несовместимы; мы стремимся к комфорту и уюту, но для этого нужно прилагать постоянные усилия, и даже тело человеческое несовершенно и временно и представляет ненадёжное хранилище для самой