приятно. Но историк, как всегда, верен своему обыкновению — честно и подробно рассказывать о том, что он знает. Правдивость приведенной здесь информации подтверждается многочисленными параллелями — этнографическими исследованиями быта различных слаборазвитых народов. У них мы встречаем очень похожие обычаи: и питье крови врага (считалось, что с ней к победителю переходит жизненная сила поверженного), и снятие с головы кожи с волосами, то есть скальпа, — как тут не припомнить североамериканских индейцев? А что касается обычая изготовления чаш из черепов врагов, то он был распространен среди кочевников причерноморских степей еще и много веков спустя после того, как скифы сошли с исторической сцены. В X веке великий князь Киевский Святослав был убит печенегами в районе днепровских порогов — как раз на территории бывшей Скифии. Печенежский хан Куря приказал сделать из черепа Святослава чашу, украсить ее золотом и драгоценными камнями и пользовался ею на своих пирах.
Геродот рассказывает еще об одном страшноватом скифском ритуале, к которому обращались в случае, если умирал царь: «Они умерщвляют 50 человек из слуг удушением (также 50 самых красивых коней), извлекают из трупов внутренности, чрево очищают и наполняют отрубями, а затем зашивают… Всех 50 удавленных юношей сажают на коней следующим образом: в тело каждого втыкают вдоль спинного хребта прямой кол до самой шеи. Торчащий из тела нижний конец кола вставляют в отверстие, просверленное в другом коле, проткнутом сквозь туловище коня. Поставив вокруг могилы таких всадников, скифы уходят» (IV. 72).
Если верить «Отцу истории» (а не верить этому его рассказу нет никаких оснований), получается, что могилы скифских царей были окружены такого рода чудовищной «стражей» — отрядами трупов, сидящих на мертвых конях. В нескольких процитированных сейчас отрывках из труда Геродота может вызвать отталкивающее впечатление то, с какими физиологическими подробностями, чуть ли не смакуя, он повествует о разных отвратительных процедурах. Но следует учитывать, что греки по отношению к жестокостям были куда менее щепетильны, нежели мы, и на то есть целый ряд причин. Не говоря уже о том, что мы воспитаны на христианских ценностях, которые культивируют в людях доброту и милосердие, а время Геродота — дохристианское, нельзя также забывать, какое огромное, неотъемлемое место в жизни античных эллинов занимала война. Они воевали почти ежегодно, мир воспринимался не как норма, а скорее как редкая передышка в череде постоянных вооруженных конфликтов. А война — вещь жестокая и страшная. Снова и снова сталкиваясь с ее ужасами, греки были вынуждены приучить себя относиться к ним спокойно, принимать их как должное — иначе не выдержала бы психика. Заметим еще, что излюбленным чтением всех современников Геродота была «Илиада» Гомера. Ее тщательно изучали в школах, и большинство сколько-нибудь образованных людей знали большие куски из поэмы наизусть. Об «Илиаде» можно сказать: да, это великий, гениальный литературный памятник, но в то же время, может быть, во всей истории человечества нет другого столь же жестокого произведения. Сцены мучительных смертей излагаются Гомером во всех «красочных» подробностях. Сплошь и рядом встречаются пассажи вроде следующего:
Возвышенные, архаические слова и обороты в великолепном переводе Н. И. Гнедича не должны заслонять того, что именно тут описано. Да, это чтение не для слабонервных. Эллины классической эпохи слабонервными и не были — жизнь не позволяла. И они спокойно, без комплексов, читали и Гомера, и — приученные им — любые другие описания жестоких сцен.
Говоря о похоронах царей Скифии, Геродот отмечает еще, что их подданные «все вместе насыпают над могилой большой холм, причем наперерыв стараются сделать его как можно выше» (IV. 71). И каждый, кому приходилось хоть что-то слышать о скифах, сразу поймет: речь идет о знаменитых скифских курганах. Эти монументальные надгробные сооружения и по сей день возвышаются в обширных степях к северу от Черного моря. Захоронения внутри многих из них были разграблены мародерами еще в древности, но кое- что перепало и на долю ученых Нового времени. Курганы активно раскапываются археологами еще с XIX века, и сколько великолепных золотых изделий там было обнаружено! Все они были положены в могилы, чтобы сопровождать покойного владыку в иной жизни. Открытые сокровища сейчас в большинстве своем хранятся в Золотой кладовой Эрмитажа и неизменно привлекают к себе массу посетителей. Многие из них, судя по искусной тонкости работы, явно были изготовлены не самими скифами, а греческими мастерами по скифскому заказу. Не в последнюю очередь поражает обилие у скифских царей предметов именно из золота — «царя металлов». Это не осталось незамеченным уже во времена Геродота, и сам он специально отмечает, что скифы, хороня своих правителей, «кладут золотые чаши (серебряных и медных сосудов скифы для этого вовсе не употребляют») (IV. 71).
А вот и еще один очень интересный скифский обычай, пересказанный «Отцом истории»: скифы «тело очищают паровой баней, поступая так: устанавливают три жерди, верхними концами наклоненные друг к другу, и обтягивают их затем шерстяным войлоком; потом стягивают войлок как можно плотнее и бросают в чан, поставленный посреди юрты, раскаленные докрасна камни. В Скифской земле произрастает конопля — растение, очень похожее на лен, но гораздо толще и крупнее… Ее там разводят, но встречается и дикорастущая конопля… Взяв это конопляное семя, скифы подлезают под войлочную юрту и затем бросают его на раскаленные камни. От этого поднимается такой сильный дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не сравнится с такой баней. Наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия. Это паренье служит им вместо бани, так как водой они вовсе не моются» (IV. 73–75).
Процитированное место нередко вызывает к себе нездоровый интерес. Не приходится сомневаться: здесь описано употребление природных наркотических веществ, к каковым относится конопля. Конечно, именно ее пары заставляли скифов «вопить от удовольствия», хотя Геродот, похоже, считал, что наслаждаются они редкой возможностью помыться. Как бы то ни было, пользовались этим средством очень нечасто — только когда кто-нибудь в семье умирал. Есть мнение, что подобные «банные бдения» имели и религиозный аспект. Скифы воспринимали состояние наркотического транса в шаманском плане — как выход души из тела и странствия ее по «иным мирам». Шаманизм в своем полном и целостном виде, как сложная, детально разработанная система культовых практик и представлений, в V веке до н. э., разумеется, еще не сложился; однако какие-то зарождающиеся элементы его уже имели место в жизни ряда «варварских» народов Восточной Европы и Азии и были замечены «Отцом истории».
Скифский логос — лишь один из самых характерных примеров виртуозного мастерства Геродота как этнографа. Такого же рода образцы, взятые из его рассказов о других этносах, можно было бы множить. Поражает целый ряд проявившихся в этих рассказах черт. Во-первых, колоссальная наблюдательность автора, замечающего малейшие нюансы и детали в жизни иноземных народов. Во-вторых, его скрупулезность и добросовестность, заставлявшие историка описывать всё именно так, как он видел или слышал, пусть даже информация могла показаться кому-то невозможной, странной, чудовищной. В-третьих, невероятная для той эпохи объективность, умение посмотреть на любые реалии заинтересованно, но в то же время и отстраненно. Галикарнасец вовсе не стремится сделать из «варваров» — скифов и египтян, индийцев и персов — ухудшенный, второсортный, «недоделанный» вариант греков. В этом он более прогрессивен и гуманен, чем многие мыслители нашего времени, которые ничтоже сумняшеся делят народы и общества на «высокоразвитые» и «слаборазвитые», относясь к последним высокомерно- покровительственно… Для Геродота же нет «продвинутых» и «отсталых»; «варвары» для него — просто иные, не такие, как эллины, и с этой их инаковостью нужно считаться.
Завершим эту главу несколько парадоксальным утверждением: Геродот не просто вполне оправдывает эпитет «Отца этнографии» — с этим спорить никак невозможно. Более того, он достоин носить этот эпитет, может быть, даже в большей степени, чем титул «Отца истории». Ведь мы уже видели: историки в греческом мире имелись и до Геродота. Он превзошел их всех, но ведь и сам уже очень скоро во
