В этой чаще нас спасала; Но зато душевной боли Испытали мы немало. На простор из этой чащи Мы упорно выбивались; Чем трудней был путь, тем чаще Наши песни раздавались. Всюду песен этих звуки Эхо громко откликало, И с тоскою нашей муке Человечество внимало. Наши песни — не забава, Пели мы не от безделья, В них святая наша слава, Наше горе и веселье. В этих песнях миллионы Мук душевных мы считаем, Наши песни, наши стоны Мы счастливым завещаем.
1874
II
Много спели горьких песен В этой жиани мы тяжелой; Легкий смех нам неизвестен, Песни нет у нас веселой. Большинство людей суровых От певцов печали старой Просят дум и песен новых, Иль сатиры злой и ярой. Наше пенье им не любо, — Светлой радости в нем мало. Что за диво! — Очень грубо Горе в лапах нас сжимало. Из когтей его могучих Вышли мы порядком смяты И запасом слез горючих, Дум мучительных богаты. Для изнеженного слуха Наше пенье не годится; Наши песни режут ухо, — Горечь сердца в них таится!
1875
НА БЕРЕГУ
Как в сумерки легко дышать на берегу! Померкли краски дня, картины изменились; Ряды больших стогов, стоящих на лугу, Туманом голубым, как дымкою, покрылись. На пристани давно замолкли шум и стук; Все реже голоса доносятся до слуха; Как будто стихло все, — но всюду слышен звук, И тихий плеск воды так сладко нежит ухо. Вот черный жук гудит… вот свистнул коростель… Вот где-то вдалеке плеснулось уток стадо… Пора бы мне домой — за ужин и в постель: Но этой тишине душа моя так рада. И я готов всю ночь сидеть на берегу,
