Рыщет витязь день до вечера По лугам и по лесам: Зверя-тура круторогого Ищет он и там и сям: В буераках и кустарниках, В чащах диких и густых… Вот уж день склонился к вечеру, И дремучий лес затих. Но не слышно по окружности Рева турьего нигде… Шепчет витязь опечаленный: 'Надо ж быть такой беде!' Рыщет по лесу Денисьевич — Как на грех удачи нет! Не привезть и нынче витязю Дичь на княжеский обед! Снова день склонился к вечеру, Нет в лесу души живой, Только рысь порою быстрая Промелькнет вдали стрелой. Только вороны зловещие С криком носятся вверху, Громко каркая над витязем: Быть невзгоде! быть греху! Только холодом кладбищенским Вдруг повеет нетопырь… Ночи сумрачней, под дерево Лег могучий богатырь. Шею вытянув упругую, Конь дыханием своим Греет доброго хозяина И печально ржет над ним. 'Что ты льнешь ко мне, ласкаешься, Мой товарищ боевой? — Говорит ему Денисьевич. — Что поник ты головой? Что своим дыханьем огненным Жгешь ты мне лицо и грудь? Иль боишься зверя лютого? Или чуешь что-нибудь?..' Конь трясет косматой гривою И копытом в землю бьет, Точно хочет что-то вымолвить, Только слов недостает. Лишь блеснул на небе розовый Луч зари, предвестник дня, Встал Данило с ложа жесткого, Сел на доброго коня. Едет он из леса темного В поле счастья попытать… Чу… вдали там что-то слышится: Не идет ли с юга рать? Мать сыра земля колышется, И дремучий бор дрожит; Словно гром гремит раскатистый, Раздается стук копыт. Стал Данило за кустарником, Видит: с южной стороны Грозно движутся два всадника, Будто две больших копны. Что-то будет, что-то станется? Сердце екнуло в груди… Видно, пасть в борьбе Денисьичу С тем, кто едет впереди. Скачет конь под ним, играючи, Блещет золотом шелом… И узнал Данило с горестью
