В провожатые Микулишне Дал он двух богатырей, И помчалася красавица Ветра вольного быстрей. 8 Вот в долине, за кустарником, Труп лежит в траве густой, Точно дерево, разбитое Беспощадною грозой. В беспорядке кудри черные Опустились над челом, Истекает кровью алою Грудь, пробитая копьем. Изменила смерть холодная Красоту его лица, И раскинуты бессильные Руки мощного бойца… И, спрыгнув с коня ретивого, Точно первый снег бела, Без рыданий, к мужу мертвому Василиса подошла. И, упав на грудь Данилову, Горемычная вдова Громко вскрикнула: 'Злодеями Ты убит, а я жива! Для чего ж мне жизнь оставлена. Если нет тебя со мной? Не грешно ли мне, не стыдно ли Быть Владимира женой! И не лучше ль злому половцу Мне отдать и жизнь и честь, Чем с убийцей мужа милого Целый век в слезах провесть? Нет, не лечь на ложе брачное Опозоренной вдове И не быть с дружиной княжеской И с Добрынею в родстве; Не носить уборы ценные, Жемчуги и янтари… Подойдите и послушайте Вы меня, богатыри! Вы скажите князю стольному, Чтоб валяться не дал нам В поле он без погребения, На съедение зверям. Прикажите, други, плотникам Сколотить нам гроб большой, Чтоб не тесно было милому Спать со мной в земле сырой.' Так сказала им Микулишна — И пробила грудь ножом; Из глубокой раны хлынула Кровь горячая ручьем. На груди супруга милого Умерла его жена, Жизнь без слез она оставила, До конца ему верна. 9 Грозен князь Владимир Киевский Возвратился в город свой Не с красавицей княгинею, А с глубокою тоской. Не с весельем князя встретили Горожане у ворот, — Пусты улицы широкие,
