Однако я был совершенно уверен: настигнуть Йома Хоми необходимо. Потому что если бы полиция могла или хотела сделать что-нибудь, она бы уже, черт возьми, сделала!
А так… Где хоть один патруль дорожной службы? Где? Ведь по городу с бешеной скоростью носятся два представляющих опасность для окружающих мобиля?
Где была охрана парка, когда мудак веганец брал на мушку праздно гуляющего рядового Сержа ван Гримма, находящегося в увольнении? Когда другой мудак расстреливал в упор институтку Лейлу Кахтан на глазах у детей и простых обывателей?
Где, в конце концов, хоть какая-нибудь контрразведка, для вящей стратегической маскировки именуемая «разведкой»? Ведь кто-то же должен
Ответов на эти вопросы я не знал. Я просто давил на газ и пожирал взглядом упитанный круп оранжевого мобиля со странными, очень странными номерами…
Мы были уже у самого космопорта на улице Космического Спокойствия.
Мы промчались мимо «Тихой пристани» с гигантским футбольным полем, которое просвечивало сквозь частокол желто-бурых кипарисов. Где-то там на синтетически-зеленом поле давал дрозда в составе временной сборной команды правительственной армии форвард Спайк Дулли.
Я некстати задумался о том, что если бы во время полета на Марс наши со Спайком капсулы не располагались рядом, я никогда не познакомился бы с этим праведным работоголиком-танкистом.
А значит, никогда не достал бы интроочки и никогда не уличил бы Лейлу.
А значит, не мчался бы сейчас по улице Космического Спокойствия, высунув язык от напряжения и тревоги. Выходит, если бы не прихоть компьютера, выдавшего нам со Спайком билеты на соседние места, Лейла была бы жива.
Правду говорят: наша жизнь – нагромождение случайностей. Иногда – счастливых, иногда – не очень.
Мы ехали вдоль длинного стеклокерамического забора, высотой метра эдак в четыре. Как и положено забору, этот был разукрашен затейными граффити. Там было на что посмотреть: видеоряд не ограничивался простенькими «мазафака». В частности, квант моего внимания отожрал откровенно подстрекательский призыв:
Были и политически неактуальные мысли, выраженные в форме детской считалочки. Каждая буква стишка имела метра три в высоту.
Оранжевый мобиль уверенно лидировал, поднимая тучи красной марсианской пыли.
Я не особо торопился сокращать дистанцию – куда ему деваться? Левых поворотов не намечалось, справа тянулся забор космопорта.
А что там впереди? Ну, заправочная станция кэбов. Да закусочная «Ням-ням» с десятком мирно припаркованных мобилей.
За ними – несколько километров пустой дороги, упирающейся в юго-западные, самые непопулярные среди трудящихся и курортников Марса грузовые ворота космопорта. Откровенно говоря, я
Промчавшись мимо закусочной, я снова погрузился в облако красно-розовой пыли. Из-за этого-то облака я не сразу понял, куда делся оранжевый мобиль.
Не мог же он уйти в подпространство, в самом деле! А что, если «мог»?
Чушь собачья!
Я резко остановился. Слева от дороги – каменистая, не облагороженная никакими агрофокусами пустошь.
Вдалеке, в бурой дымке – унылая промзона.
Справа – забор с сильно поредевшими и содержательно поскучневшими по мере удаления от города граффити.
Впереди – тоже пусто. Может, центаврианец в небо взмыл, как жаворонок?
Подозрительно озираясь, я вышел из мобиля и поднял глаза к небу.
Небо как небо. Радуга, слепящее термоядерное солнце, рядом – еще одно солнце, богоданное. Бледное, правда, и маленькое…
Вдруг на мои издерганные уши обрушилась настоящая лавина звуков. Впрочем, к мобилю это снова-таки не имело никакого отношения. Уж я-то знал это ритмичное фырканье! Взлетал не очень вместительный космический кораблик…
Я повернулся в сторону скрытого забором космопорта и… обмер. На заборе прямо перед моими глазами висела неброская, особенно на фоне ярких граффити, синим по белому, табличка.
«Вход-32». Рядом – тускло переливающийся значок в виде парящей в пространстве розы: «эстетическая голограмма».
Это значит, что из эстетических соображений (хотя при чем тут эстетика – ведь пустырь же?!) вход замаскирован под стандартный участок забора. Кому надо – те знают, где вход. А кому не надо – тот и не узнает…
Не требовалось быть Эйнштейном, чтобы определить: именно туда, в этот лаз, и зарулил Йом Хоми, пока я предавался пустым мечтам о спасительном полицейском кордоне.
Я пытался повторить подвиг центаврианца и заехать в космопорт по-человечески, но потерпел поражение.
Замок «Входа-32» требовал какую-то загадочную «дипломатическую карту». Неужели эта центаврианская сволочь еще и дипломат, ко всем своим достоинствам?
Ну да. Странные номера на оранжевом мобиле – дипломатические. Я мог бы и быстрее догадаться…
Может, попросту перелезть через забор?
Однако внимательный осмотр препятствия говорил о том, что это не лучшая идея. Густая сеть биошокеров наверху не оставляла надежды, что мне удастся спуститься с той стороны целым и невредимым.
«Ну кому нужна такая жестокая защита? Подумаешь, какой-то драный коммерческий космопорт! Какие там могут быть секреты?» – проворчал я себе под нос.
Правда, справедливости ради нужно сказать, что, судя по обилию граффити, по вечерам возле этого забора наверняка полно подвыпивших и обкуренных подростков. И посредством биошокеров муниципалитет Анагравы спасал не столько призрачные секреты космопорта, сколько жизни своих не вполне половозрелых жителей.
Что же делать?
Толковая мысль пришла в мою голову, как обычно, неожиданно.
«Если я не могу перелезть через забор, значит, нужно через него перелететь!»
Спустя минуту мой мобиль уже мчал к закусочной.
Словно заправский рейнджер из антитеррористической группы, я пулей выскочил из кабины мобиля, вставшего аккурат рядом с новехоньким кэбом.
Облюбованный мною аппарат не был беспризорным. Более того, водитель сидел на положенном ему месте и уплетал горячую лапшу с креветками из ведерка с эмблемой системы закусочных «Ням-ням».
– Извини, дружище, но мне очень нужен твой кэб, – буркнул я, словно коршун хватая несчастного за шиворот и не очень-то деликатно выволакивая его из кабины.
Не успел водитель окончить свою тираду, смысл которой в целом сводился к описанию моей родословной, а я уже уселся на его загаженное лапшой и креветками сиденье и что было дури дернул на себя манипулятор.
Завывая холодными двигателями, кэб неохотно пополз вверх.
Для кэба преодолеть забор космопорта было делом плевым. Разве что штраф за такие развлечения был равен тысяче восьмистам талерам.
Впрочем, до денег ли мне было в тот день?
