Долго Василиса не проспала. Через полчаса сон как рукой сняло.
Может, причиной было то, что дядя Толя постоянно чем-то пиликал и бибикал (Василиса пока еще не вполне четко запомнила, что этот прибор называется рацией).
А может, всему виной была такая непривычная невесомость. От нее даже сердце как-то по-другому стучало. И мысли в голове вроде как замедлились.
— Дядя Толя, у меня такое ощущение, — пожаловалась Василиса, — что я вишу вниз головой. Как-то очень много крови в ней теперь!
— Ничего не могу сделать, красавица, — вздохнул дядя Толя. — Это тебе не звездолет, где дейнекс- камера стоит.
— Какая камера?
— Ну, специальная машина, которая делает так, что ты вниз головой не висишь. То есть от нее становится всё как обычно. Сила тяжести появляется, как на планете.
— А почему на флуггере такой машины нет? — печально поинтересовалась Василиса.
— Да тяжелая она и дорогая. Считается, что ради пары пилотов и десятка пассажиров держать такую на флуггере — непозволительная роскошь.
— Но у воеводы-то главного на флуггере такая машина есть? И у бояр? — не отставала Василиса.
— У бояр есть. Такие корабли яхтами называются. Но это уже звездолеты. А на флуггерах всё равно нет, — отрезал дядя Толя. — Флуггер — он от звезды к звезде не прыгает, понимаешь? Флуггер нужен, чтобы над планетой покрутиться, до спутника долететь… На флуггере подолгу не летают.
— Но мы-то уже долго, — страдальчески прогундосила Василиса.
— Это разве долго! — махнул рукой дядя Толя. — Ты молись своему Перуну, ну или кому ты там молишься, чтобы мы дня на три тут не зависли.
— А что, можем? Я думала, ваши друзья-лиходеи нас где-то здесь поджидают.
Дядя Толя промолчал, что свидетельствовало о тяжелых экзистенциальных раздумьях, гнетущих его пилотскую душу. Затем со значением промолвил:
— Начнем с того, что мои друзья-лиходеи, которые на звездолете «Бульдог», здесь меня уже не поджидают. Какой ни будь хилый ваш Звездоплавательный Приказ, а слишком долго на таргитайской орбите торчать нельзя. Могут и прихватить за пятую точку. Так что «Бульдог»… «Бульдог» тю-тю, уже свалил.
— А вдруг не «тю-тю»?! Может, проверим?
— Ты слушай, слушай, не перебивай. Проверять, красавица, такие вещи мне сейчас совсем не хочется. Если вдруг ты права, и «Бульдог» пока еще здесь, на орбите… Или если он успел слетать на базу и теперь вдруг вернулся… Это для нас не вариант. Потому что на «Бульдог» лучше не соваться. Трудновато будет объяснить, почему это я, один-одинешенек, выжил в той заварухе на вашем проклятом пастбище.
— Ну так скажите им, как все было! Вины за вами нету!
— Да их не очень-то волнует, есть вина, нету… Они же не суд, чтобы разбираться, свидетелей заслушивать, записи переговоров смотреть… Под горячую руку попаду — и всё, нет дяди Толи! Поэтому сейчас я пробую связаться с другой бандой.
— Тоже скот, небось, воруют у наших, таргитайских? — с неодобрением осведомилась Василиса.
— Да нет, у этих калибр побольше! «Алыми Тиграми» зовутся! Их профиль — самые ценные и экзотические животные, какие только ни есть в Галактике. А с экзотикой у вас на Таргитае как раз порядок.
— А какие у нас редкие животные? У нас тут в лесу волк, да медведь, да лось… Случается росомаха кое-где… Ну соболь… Но это в горах, где снег выпадает.
— Ага, медведь да волк, — дядя Толя криво ухмыльнулся. — Это в оазисе вашем среднерусская природа насажена! А так-то на Таргитае черт знает что и сбоку бантик! Выражаясь научным языком, автохтонная биота!
— Авто… что?
— Биота автохтонная! То есть флора и фауна. Местная, своя. Которая испокон веков здесь водится, до появления человека. Свой зверь, своя птица, своя рыба… А заодно всякая трава и деревья. И вот среди той биоты какой-нибудь белый плавающий звероящер-носорог — тварь обычная и ничем не примечательная!
— Я про такого и не слышала отродясь! Никак смеетесь надо мной?
— Да что за упрямица такая! — сердито насупился бывалый пилот. — Погляди, что ли, фома неверующая, в окно!
— Черно в вашем окне, дядя Толя!
— А ты ниже погляди. Не туда, где черно, а туда, где зелено. На планету свою родную погляди!
С этими словами дядя Толя ловко выпростался из ремней своего ложемента, пролетел — благо, невесомость позволяла — над ногами Василисы, и рывком распахнул бронешторки штурманских обзорных иллюминаторов, которые находились далеко внизу, возле правой ее щиколотки.
Девушка ахнула. Под ней ласковым сине-зеленым светом лучился ее родной Таргитай.
Облачности почти не было. Из космоса прекрасно просматривались желтый песочный корж неузнанного Василисой континента и искрящийся на солнце океан, располосованный рябью далеких штормов да голубыми пятнами отмелей вокруг архипелагов. За океаном виднелся другой необъятный кус суши, позеленее.
— Вот, гляди, континент, на котором ты живешь — он на большое сердце похож.
— Вижу.
— А теперь присмотрись, какой цвет у этого сердца.
— Ну… темно-зеленый… почти черный.
— А в центре пятно какое?
— Зеленое… светло-зеленое.
— А почему так, вас в школе не учили?
— Нас в школе важным вещам учили! Как землю удобрять, как болезни лечить, как электричество спроворить! А про зеленый колер нет, не объясняли.
— Ну так тогда я за вашу школу поработаю! Разъясню тебе как мне один траппер разъяснил, из ученых беглый, из биологов. На самом деле человек на Таргитае нормально жить не может. Хотя и тепла здесь хватает, и кислорода в атмосфере. Только все местные организмы очень человека не любят. Антропофобная биота, понимаешь! Одних плющей ядовитых там у вас, на Таргитае, четыреста разновидностей. Так это только сказать — ядовитых плющей! Они натурально человека убивают! Шел ты по здешнему лесу, случайно плюща коснулся — и сразу обожгло тебя, как крапивой. Только от крапивы ожог отходит быстро, а от плюща ты сам отойдешь… В мир иной.
— Страсти какие! — ахнула Василиса.
А пилот вошел в просветительский раж и останавливаться не собирался:
— Еще бы! А грибы тут какие? Грибы — все сплошь отрава! Хуже поганок! И споры у них — яд! Вдохнул один раз — и с копыт! Никакой фауны, на земную похожей, нет и близко! Мясо звероящеров — несъедобное. Рыбоящеры — горькие как редька! Крупного рогатого скота — нет! Мелкого безрогого — нет! Первые колонисты пробовали коров разводить, так те коровы и недели здесь не продержались — двинули копыта на местном силосе!
— Страсти какие! — повторила Василиса. — И как же управились? С плющами этими? С грибами? С ящерами, прости господи?
— Упра-авились, — дядя Толя широко улыбнулся. Вид у него сразу стал такой счастливый, будто и замысел, и воплощение частичного терраформирования Таргитая были его личной заслугой. — Обычным нашим рыжим муравьём управились! Оказалось, стервец этот прожорливый, во-первых, нормально живет на корму из здешних фикусов. Ну а фикусов здесь разновидностей еще больше, чем плющей — повсюду растут! А во-вторых, и это главное, травит он своей муравьиной кислотой любую другую местную флору! Под корень выводит! Дохнут от нашего муравья целые леса!
— Да нешто ж этой муравьиной кислоты хватило, чтобы леса на Таргитае извести? — с сомнением спросила Василиса.
