– Ну что ж, милая, коли уж так вышло, коли уж тебе не угодно быть графиней, то вели своему иностранному кавалеру сказаться у меня. Не взыщи, дорогая, но мне при родительском моем положении должно иметь с ним беседу, которая достаточно убедила бы меня, что он достоин войти в нашу семью и быть твоим, Настасенька, супругом.
Ростопчин в венской коляске с графскими гербами подкатил к дому Бецкого. В коляску были заложены цугом две пары белых лошадей в яблоках. Дверцу коляски открыл ливрейный лакей, стоявший на запятках.
Человек Бецкого отвесил низкий поклон авантажному барину и с почтением открыл дверь вестибюля. Дремавший там лакей вскочил, в свою очередь низко поклонился Ростопчину, принял от него плащ и визитку.
Извещенный о Ростопчине Иван Иванович встал ему навстречу.
– Честь имею, ваше превосходительство, – сказал Ростопчин, и то, как это было сказано, свидетельствовало о понимании им собственного положения в свете.
– Милости прошу, граф.
– Благодарствую весьма, – Ростопчин чинно опустился в кресло.
– Наслышан об успехах ваших на службе. Весьма рад производству вас в значительный чин.
– Я, милостивый государь мой Иван Иванович, на службе с помыслами о пользах отечества и славе государыни. Рвение мое кем следует замечено и от кого следует мне воздано за труды мои. Нынче, почтенный Иван Иванович, к вам я по делу, от успешности которого зависит не только моя жизнь, но и счастье близкой к вам особы. Речь о дочери вашей Анастасии Ивановне, известной мне достоинствами не только в наружном превосходстве, но и в понимании правил высшего света.
– Благодарствую, голубчик. Благодарствую. Одолжили меня – старика чувствительно.
– Нахожу дочь вашу, милостивый государь, достойной супружества с персоной столь же заметной.
– Право не знаю, что и сказать, Федор Васильевич. Не мне – отцу хвалить Анастасию. Что же до супружества, то дело это свойства весьма тонкого.
– Но вы должно догадались, что визит мой и затеянный разговор не случайны. Я имею обыкновение обдумывать свои слова и поступки. Милостивый государь мой Иван Иванович, я прошу руки вашей дочери.
– Достаточно ли вы с ней знакомы?
– Имел честь.
– Если у вас чувства к ней и ее ответные к вам?
– Не скрою – Анастасия Ивановна мне по душе, но сентиментов между нами не было. Да и к чему им быть? Нахожу Анастасию Ивановну достойной стать мне супругой по основаниям имущественной состоятельности и положения в свете. Как вам, милостивый государь мой, должно быть известно, я граф и душевладелец в пространных имениях. Я желал бы знать, какое приданное полагается за Анастасией Ивановной?
– Да вы, батюшка, на негоцию эту смотрите как на дело решенное.
– Мне казалось…
– Что вам казалось?
– Честь, оказанная Анастасии Ивановне…
– Анастасия Ивановна – девица и в ее положении больше думает о любви и сердечности, нежели об оказанной ей чести быть просватанной за кавалера, к которому сердце не лежит.
– Могу ли я слова эти принять за отказ в руке вашей дочери?
– Рука Анастасии Ивановны принадлежит ей, потому все в ее воле. Коль вы, батюшка, представлены моей дочери, то соблаговолите на сей предмет объясниться с ней. Ежели Анастасия Ивановна скажется согласной быть супругой вашей, то я перечить в том ей не стану. Счастье дочери для меня выше иных соображений касательно ее судьбы.
В гостинную вошел камердинер Лука и бесстрастным голосом известил: Его благородие майор де-Рибас испрашивает соизволения вашего превосходительства быть принятым.
– Проси.
– Позвольте мне удалиться, милостивый государь, – сказал Ростопчин. – Весьма сожалею. Подобный исход не полагал, – Ростопчин встал и сухо поклонился Бецкому. У дверей гостинной лицом к лицу он столкнулся с де-Рибасом. В глазах Ростопчина были высокомерие и ненависть к жалкому авантюристу.
Де-Рибас, вовсе не знавший кто таков этот офицер, но полагая в нем персону значительную, невольно отступил и Ростопчин, окатив его презрением, прошел в вестибюль, где швейцар услужливо подал ему плащ и с поклоном открыл входную дверь.
Затевая сватовство Анастасии Бецкой, Ростопчин не был в уверенности в том какого рода чувства он питает к ней. В уважение им было принято положение Ивана Ивановича в свете и при дворе, влияние Бецкого на государыню.
Анастасия была девушкой миловидной, заметно кокетливой, весьма любопытной к большим и малым событиям в свете и, конечно же, болтушкой. При иных обстоятельствах Ростопчин прошел бы, на нее не глядя, потому как в его кругу были девицы гораздо более привлекательные и внешностью и манерами. Но то, что он, при его-то достоинствах был отвергнут и, разумеется, не Иваном Ивановичем, а его доченькой – это меняло дело. Ей бы за счастье принять его к ней внимание, а не определить ему афронт. Ростопчин был и достаточно умен, и весьма даже знал свет, чтобы не понимать возможные оттого пересуды и урон его чести, который нынче будет ему в удел. Ростопчин был унижен и оскорблен. Он мысленно проклинал свою самонадеянность, ставшую причиной его безрассудства. Чувства Ростопчина к Бецкому и его доченьке были близки к ненависти, когда мысли его обращались к ничтожному авантюристу, которому отдано было предпочтение перед ним – кавалером известным многими превосходствами. Ростопчин был душевно надломлен, в его понимании втоптан в грязь человеческой низости. И не было таких ругательных слов,
