Труды

во Христа, через миропомазание Дух Святой пронизывает все наше существо, мы делаемся детьми Бога Живого. В той или другой мере мы грешные, да, но и грешные мы в различном смысле этого слова. Можно быть грешником, этого не сознавая или, что хуже, совершенно безразлично к этому относясь: я таков – ну и что? А можно быть грешником в сознании своей греховности, с болью в сердце, в тоске по чистоте, в тоске по правде, по святости, в тоске по тому, чтобы быть Божиими, чтобы иметь право думать о Христе как о нашем Брате по человечеству и о нашем Спасителе по Божеству, мечтать, чтобы в нас действовал Святой Дух, Которого мы называем Утешителем.

О чем Он нас утешает? Подумаем, каждый из нас. Утешитель должен нас утешить о том, что через падение человечества, несмотря на воплощение, на распятие Христово, на Воскресение Его, мы отделены от Бога. Пока мы живем на земле, мы не в полном с Ним общении. Апостол Павел так остро это чувствовал, когда писал, что для него жизнь – Христос, и смерть – приобретение, потому что, пока он живет во плоти, он в какой-то мере отделен от Христа (Флп 1:21-23), и только когда он высвободится от уз земли, он станет перед Ним и познает Его так, как Христос его познаёт (1 Кор 13:12). Как это дивно! Но таковы ли мы? Относимся ли мы к смерти, как к моменту, когда перед нами откроется дверь и мы окажемся лицом к лицу со Христом? Думаем ли мы о том, что радость этой встречи превосходит всякий страх и ужас, который может нас охватывать при мысли о смерти? Дух Святой, Своим присутствием возжигая в нас любовь ко Христу, покаяние о нас самих, жалость, сострадание и любовь к ближним, является нашим Утешителем. Да, пока ты еще отделен от Бога, но смотри – Моей силой ты можешь вырасти в такую меру, что разорвутся все преграды и ты станешь перед Христом как перед Другом, как перед Любимым…

Как отец Александр Ельчанинов писал, нет такого человека, который, умерев и став перед Христом, не воскликнет: Господи, я этого не знал, но Тебя-то я только и искал в течение всей моей жизни! Дух Святой нас утешает о нашем земном одиночестве, о том, что мы живем верой, а не полной приобщенностью. Но вместе с этим в молитве, в таинствах, в вере Он нас приобщает ко Христу уже теперь и нам дает теперь уже радость вечной жизни. Но для этого нам нужна крепость и сила, и Святой Дух является Тем, Кто нам дает эту крепость и силу, дает нам ликование и радость уже здесь.

Вот что мы находим в Церкви: не только богослужение, не только людей, не только земное, но все небесное, во что мы погружаемся, с чем соединяемся, что пронизывает нас, что соединяет нас воедино. Потому что не может быть разделения, розни между людьми, каждый из которых во Христе и в Духе: они едины. Как это дивно! С какой радостью и благоговением мы можем относиться к Церкви как к месту, где земля и небо уже соединились, где Бог и человек уже вместе, к месту, где это единство является самым содержанием, чудом, радостью Церкви. Вот как мы должны видеть Церковь. Все остальное – производное, а это – нечто, что происходит в сердце, в душе, в жизни каждого из нас, если мы только к этому стремимся, этого хотим, потому что стоит нам захотеть, как Бог отвечает, что Он тут, Он с нами. Церковь – чудо единства уже совершившегося между Богом и человечеством. Как не любить Такого Бога, как не желать всем существом принести Ему радость, показать Ему, что наша благодарность не на словах только, а охватывает все наше существо?! Если мы так научились бы видеть Церковь и нашу жизнь в ней, то могли бы быть светом в полумраке земном, могли бы быть для других людей путем. Как это дивно и изумительно!

Скажу еще нечто. Бог открывается сердцу, не сентиментальности, а – блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф 5:8). И в этом отношении мы должны искать чистоты сердца, очищать наши мысли, чтобы они не оскверняли наше сердце, хранить сердце от всего, что недостойно любви. Как мы себя оберегаем, когда мы кого-нибудь полюбим всем сердцем, всей жизнью нашей, как мы себя оберегаем, чтобы в нас не было ничего такого, что осквернило бы имя, память этого человека, тем более его или ее самое! Так мы должны относиться, так должны мы жить. И то, как это открывается сердцу, нам открывает тоже другие глубины.

Мы порой ставим себе вопрос о том, в какой Церкви Бог присутствует в большей полноте или меньшей, в какой Церкви, среди каких людей Его нет. Я хочу вам дать три примера из житий святых. Первый пример – рассказ о священнике святой жизни, чистого сердца, но который был научен христианской вере еретиками и поэтому кое в чем или во многом отходил от истинной веры, от истины. Как-то пришел к нему в храм подвижник из пустыни, послушал его и сказал: «Знаешь, ты исповедуешь ересь, это неправда о Боге, неправда о человеке, неправда обо всем!» И тот ему говорит: «Как это возможно? Каждый раз, когда я совершаю Божественную литургию, со мной сослужит ангел. Он не мог бы сослужить с еретиком». – «Этого я не знаю, – говорит подвижник, – но знаю, что твои взгляды еретические. Спроси его». И в следующий раз священник, совершая Божественную литургию, остановился и обратился к ангелу с вопросом: «Еретик я или нет?» – «Да!» – «Как же ты можешь со мной сослужить?» – «Бог мне велел при тебе быть и сослужить тебе ради чистоты сердца, которая в тебе есть». И священник обратился снова к ангелу: «Но неужели ты не мог меня предупредить?» – «Нет, тебя должен был предупредить твой собрат по человечеству, проявить к тебе спасающую любовь». Мы видим из этого рассказа, насколько Бог близок чистому сердцу, как Его не могло остановить даже замешательство ума, лишь бы были чисты жизнь, сердце и устремленность.

Есть другой рассказ – как человек пришел в храм креститься и его крестил священник-еретик. Кто-то узнал об этом и сказал крещенному: «Ведь это ужасно! Тебя крестил еретик, ты даже христианином в полном смысле не стал!» Они пошли в храм, встретили еретика- священника, и второй человек спрашивает своего друга: «Этот тебя крестил?» – «Нет, меня крестило светоносное существо, а этого во время моего крещения два темных существа держали в углу, связанным».

Еще один пример уже изумительной чистоты. Несколько детей, побывав в храме, как часто бывает, захотели сами изобразить то, что там видели. Они собрались в поле, сложили из камней престол, принесли хлеба и немножко вина и стали молиться. Молиться, конечно, не словами богослужения, которых они наизусть не знали, но молиться Богу: Ты обещал, что снизойдешь, что этот хлеб станет Твоим Телом, это вино станет Твоей Кровью. Господи, приди, приди к нам! И вдруг молния упала, и они увидели, что хлеб стал Телом Христовым и вино – Кровью Христовой. Они в ужасе побежали в город рассказать о случившемся. И местный епископ вышел со всем своим клиром и принес в храм Святые Дары, которые по чистоте сердца детей были освящены Святым Духом.

Я вас оставлю с этим, потому что в следующий раз хочу вернуться к вопросу о пределах Церкви и к тому, что мы думаем о том мире, который не приобщен Церкви. Я совсем не предполагал сегодня провести эту беседу так, я думал о другом, но меня унесло – не вдохновение, а желание поделиться с вами чем-то, что мне страшно дорого, для меня важно. Вы уж привыкли, вероятно, меня терпеть, какой я есть, потерпите!

Помолчим немножко, помолимся и разойдемся по домам и, надеюсь, унесем в сердцах наших теплоту, взаимную любовь, посмотрим друг на друга, увидим друг друга. И когда вернемся и встретимся вновь, попробуем друг друга узнать, а не просто подумать: где-то я его встречал, кто же это может быть? откуда он взялся?

Продолжая беседы о Церкви, я хочу остановиться на одном пункте, относящемся к разделению христиан, и обратить ваше внимание на статью, которую еще в 1920 году написал митрополит Антоний Храповицкий, один из самых «традиционных» и строгих православных богословов нашего времени. Ему был поставлен вопрос об отношении православия к инославию вообще, в частности к Англиканской Церкви, и он написал статью, замечательную тем, что он говорит, и замечательную тем, что она была написана именно им, человеком бескомпромиссным, совершенно прямым.

Он ставит вопрос о том, каким образом отношение к ересям или к разногласиям внутри христианского мира менялось в разные эпохи, и обращает наше внимание на то, что ранние ереси отрицали самую сущность православной христианской веры. Они отрицали Божество Христа, человечество Христа, существование во Христе подлинной человеческой воли, а не только Божественной воли; подобные учения были Церковью полностью отвергнуты. Но, говорит Владыка Антоний, по мере того как проходили столетия и отделялись друг от друга (в конечном итоге – от Православной Церкви) различные христианские общины, они с собой уносили все большее и большее количество православной веры. Те, кто