встретить Бога, ему необходимо то, что святитель Феофан Затворник (один из любимых авторов Владыки Антония) называл «внутрьпребыванием» и что сам Владыка Антоний, вслед за преподобным Исааком Сириным, называет «схождением в глубины». Подлинным святоотеческим призывом всегда был не столько призыв к движению вперед или к воспарению ввысь, сколько призыв к схождению вглубь – туда, где Бог присутствует как непостижимая тайна, открывающаяся сердцу человека, как драгоценная жемчужина, которая добывается с большим трудом. «Если бы в каждой устрице ныряльщик находил жемчужину, тогда всякий человек быстро разбогател бы, – пишет Исаак Сирин. – И если бы ныряльщик тотчас добывал жемчужину, и волны не били бы его, и акулы не встречали бы его, не надо было бы ему задерживать дыхание до такой степени, чтобы он задыхался, и не был бы он лишен свежего воздуха, который доступен всем, и не сходил бы в глубины – тогда чаще, чем ударяет молния, и в изобилии попадались бы жемчужины»{7}. Об этих же глубинах говорит и преподобный Симеон Новый Богослов: «Как тот, кто стоит на берегу моря, пока находится вне вод, видит все и обнимает умом океанский простор, когда же начнет входить в воды и погружаться в них, насколько сходит, настолько меньше видит то, что вне вод; так и те, которые становятся причастными Божественному свету, в какой мере преуспевают в познании божественного, в той же мере соответственно впадают в незнание внешнего. Как тот, кто входит в воды морские по колено или по пояс, ясно видит все, что вне вод, когда же сойдет в глубину и окажется весь под водой, не может видеть ничего из того, что вне воды, и знает одно только то, что он всецело находится в глубине моря; так случается и с теми, которые возрастают в духовном преуспеянии и восходят в совершенство знания и созерцания»{8} .
Напоминание о необходимости схождения вглубь особенно своевременно в эпоху, когда миллионы людей скользят по поверхности жизни, подобно человеку, несущемуся на водных лыжах по поверхности океана под рев тянущего его за собой катера, и мало кому интересно обзаводиться аквалангом и спускаться в океанские глубины. Владыка Антоний приглашает своего читателя погрузиться туда, где в царственной тишине живет своей сокровенной жизнью подводный мир, где среди коралловых рифов и водорослей ныряльщик может обрести ту жемчужину, обладание которой преобразит всю его жизнь, придаст ей новую ценность.
Тема встречи с Богом неразрывно связана у митрополита Антония с темой встречи с человеком. Это та самая встреча, которой на протяжении тридцати восьми лет жаждал у купели Силоамской евангельский расслабленный, на вопрос Христа «Хочешь ли быть здоров?» ответивший: «Так, Господи, но не имею человека, который опустил бы меня в купальню» (Ин 5:6-7). Слова, которые услышал Господь от расслабленного – «не имею человека», – отражают духовное состояние современного мира, в котором миллионы людей страдают от одиночества и оставленности. Современное человечество не только обезбожено: оно обесчеловечено. Бесчеловечность, равнодушие к страданиям других, нежелание помочь, поделиться, выйти навстречу, эгоцентризм и эгоизм приобретают поистине вселенские масштабы. Все труднее бывает в пустыне современного мира встретить человека – того, кто готов разделить с тобой радость и скорбь, праздники и будни, победы и поражения.
Когда-то Диоген ходил днем по городским улицам, держа в руках зажженный фонарь и говоря: «Ищу человека». Это изречение античного философа осталось в памяти человечества символом того, как трудно иногда бывает среди сотен, тысяч, миллионов, миллиардов людей, населяющих землю, встретить настоящего человека. Но если встреча с настоящим человеком произошла, каким чудом она оказывается! Для евангельского расслабленного, как и для многих других людей во все века, таким Человеком с большой буквы, единственным подлинным человеком на его жизненном пути, стал Богочеловек – Господь Иисус Христос. В Его лице расслабленный обрел того, кого ему всю жизнь не хватало, о ком он всю жизнь тосковал, кого всю жизнь ждал.
Святые Отцы говорят нам: для того, чтобы быть подлинными христианами, мы должны быть похожи на Христа, единственного Человека в абсолютном смысле этого слова. А значит, мы должны прежде всего сами стать настоящими людьми. Во II веке святой Феофил Антиохийский, полемизируя с язычником, писал: «Ты говоришь: покажи мне твоего Бога. А я тебе отвечу: сначала покажи мне твоего человека, и тогда сможешь увидеть моего Бога»{9}. Иными словами, мы не можем видеть Бога, пока не вырастем в полную меру нашего человеческого роста. Об этом христианском призвании и напоминает Владыка Антоний во всех своих устных и печатных выступлениях.
Митрополита Антония можно назвать Отцом Церкви нашего времени, ибо его богословие обладает теми качествами, которыми обладало святоотеческое богословие на протяжении многих столетий. Это не значит, что он безошибочен в суждениях, что у него нет частных мнений, отличающихся от общепринятых, что его взгляды нельзя оспорить. Но основной вектор его богословской мысли совпадает со святоотеческим. И потому, даже отвечая на те вопросы, которые не ставились в эпоху древних Отцов, Владыка Антоний апеллирует к тому, что всегда было главным критерием истины в святоотеческом богословии, – к Преданию Церкви. И все его богословие можно рассматривать как интерпретацию церковного Предания – интерпретацию современную, живую, основанную не только на изучении древних Отцов, но и на опытном переживании тех истин, которые составляют сердцевину святоотеческого богословия. Максимальная открытость вызовам времени при максимальном стремлении сохранить верность церковному Преданию – такова, наверное, наиболее характерная черта богословского творчества митрополита Антония.
Основные темы настоящей книги
Настоящая книга является самым полным собранием выступлений Владыки Антония. Впервые под одной обложкой собраны материалы, столь разные по тематике и стилю. Структура книги может показаться эклектичной, но эта эклектичность лишь кажущаяся: на самом деле в книге есть своя динамика, вполне соответствующая основному направлению богословской мысли Владыки Антония. Книга постепенно ведет человека от телесного к духовному, от внешнего к внутреннему, от человеческого к божественному. Следуя за богословской мыслью автора, читатель постепенно погружается в океан внутренней жизни, о котором говорили Отцы Церкви: сначала входит в него по колено, затем по пояс, потом по грудь, пока, наконец, воды не сомкнутся над его головой и он не окажется в тех глубинах, на которых человек может встретить Бога.
Первая часть книги посвящена вопросам медицинской этики. Обращение митрополита Антония к медицине не случайно: будучи профессиональным медиком с многолетним стажем хирургической практики, он накопил огромный опыт, которым делится с читателем. Как нужно вести себя у постели больного? В чем смысл болезней, страданий физических и духовных? Как христианство относится к телу человека? Какую роль играет материя в духовной жизни? Каково православное отношение к стигматам? Эти и многие другие вопросы затрагиваются в первой части книги.
Отмечу, что медицина в каком-то смысле родственна пастырству. В святоотеческой традиции труд священника нередко сравнивается с врачебным искусством. Как пишет святитель Григорий Богослов, если врачебное искусство направлено на материальное и временное, то пастырство заботится о душе, которая нематериальна и божественна по происхождению. Врач предписывает больному лекарства, рекомендует профилактические средства, иногда даже употребляет прижигания и хирургическое вмешательство; однако гораздо труднее врачевать «нравы, страсти, образ жизни и волю», исторгая из души все животное и дикое и насаждая в ней все кроткое и благородное{10}. «По всем этим причинам, – заключает святой Григорий, – считаю я нашу медицину гораздо более трудной и значительной, а потому и более предпочтительной, чем та, что имеет дело с телами, еще и потому, что последняя мало заглядывает вглубь, но по большей части занимается видимым, тогда как наша терапия и забота всецело относится к сокровенному сердца человеку»{11}.
Говоря собственно о медицине, святитель Григорий называет ее
