сказать, количественно! Кван-ти-та-тив-но. Измерить неизмеримое, понимаете?
Понимаю, уж конечно. А я-то всю жизнь думал, что неизмеримое меряют квантовым микрометром.
– Так точно, товарищ капитан третьего ранга. Признаю свою вину. Но, Петр Конрадович, – я решил отойти от уставного обращения, надеясь этим растопить лед в сердце старого педанта, – честное слово, Петр Конрадович, я доучу недоученное летом! Обязательно! Но сейчас мне бы троечку! Посмотрите, у меня по пять баллов за оба практических экзамена! Я исполнял священный долг помощи братьям по Великорасе! Я хочу служить России и Великорасе дальше! А без этой троечки… Без этой троечки меня лишат стипендии!
– Даже и не знаю, что с вами, Пушкин, делать… Ведь если я вас спрошу, в каком году был учрежден «Герой России», вы все равно не ответите… А это ведь должен знать каждый… А, постойте-ка! Кажется, кое-что можно сделать… – Петр Конрадович глубокомысленно подпер подбородок рукой и на минуту замолчал.
Наконец он просиял:
– Черт с вами, первый раз в жизни пойду на компромисс с совестью. Устроим вам, хе-хе, практическое занятие по орденам, медалям и памятным знакам. Вы знаете, где находится Девятнадцатый бокс?
– Не могу знать!
– Ах да… Ну так сейчас узнаете. Девятнадцатый бокс – это в Восточном Ремонтном секторе космопорта Колчак. Один из группы старых боксов, в которых раньше обслуживали «Андромеды», а недавно оборудовали перевалочные склады. Так вот, я вас туда официально командирую, от Академии. Выправлю все необходимые документы и пропуски по форме. Вы временно войдете в состав интендантского взвода, который, как я знаю, сейчас еле справляется с возросшим объемом грузов. В частности, в Девятнадцатом боксе скопилось множество медалей и нагрудных знаков. Поможете с этим разобраться. По возвращении доложите и получите свою долгожданную тройку.
Задание показалось мне совершенно бредовым. По большому счету я ничего не понял. Но поскольку речь шла о бесценной, золотой экзаменационной оценке, я без лишних вопросов воодушевленно поблагодарил доброго препода…
…А уже через полтора часа я сидел в Девятнадцатом боксе на раскладном стульчике и, вполголоса матерясь, зарабатывал свою тройку.
Девятнадцатый бокс оказался исполинским ангаром без конца и без края. До самого потолка громоздились контейнеры, покрытые маркировкой всех видов и расцветок. К стыду своему, даже после недавней и вполне успешной сдачи экзамена «Обмундирование, снабжение и комплектация» я не понял и трети условных обозначений.
Шагающие и стационарные погрузчики трудились без устали. Вносили, выносили, ввозили, вывозили, закатывали, выкатывали, сортировали и перемешивали.
Космопорт кишел осназом мобильной пехоты. Невысокие, плечистые, очень подвижные крепыши с одинаково невыразительными лицами трижды проверили у меня документы. На главном КПП Колчака, в воротах Восточного Ремонтного сектора и на входе в Девятнадцатый бокс.
А куда же делась обычная флотская охрана? Почему весь космопорт взят под контроль осназом?
Создавалось такое впечатление, что по мановению волшебной палочки Колчак со всеми своими потрохами стал не просто охраняемым, а секретным, совершенно секретным объектом особой важности!
Космопорт ходил ходуном.
Раз в несколько минут с апокалиптическим ревом взлетали и приземлялись «Андромеды».
Где-то по соседству рычали танки.
Пол бокса размашисто дрожал.
Неожиданно один из незакрепленных контейнеров тихонько стронулся с места и пополз. Контейнер находился на самой верхотуре штабеля. Не успел я заорать «Полундра!», как рифленый короб ахнулся на пол.
К счастью, у основания штабеля никого не оказалось. Из треснувшего контейнера, меченного желтыми полосками и ромбами, тонкой струйкой потек бурый порошок. Насколько я понимаю – растворимый какао.
Местные интенданты относились к подобным происшествиям по-деловому.
К разбитому контейнеру подошел сержант и, злорадно ухмыльнувшись, поставил галочку в своем планшете. Над головой у сержанта уже ворочал клешнями шагающий погрузчик. Раз-два взяли – и, оставляя за собой дорожку из какао, погрузчик притащил контейнер на ту же площадку, где трудился без устали ваш покорный слуга.
А трудился я вот над чем.
Среди миллионов тонн прочих грузов на перевалочные склады Колчака недавно поступили несколько ящиков медалей и нагрудных знаков. В отдельном контейнере были доставлены красивые коробочки, обитые изнутри красным сафьяном.
По оплошности персонала – вроде той, с какао, которой я стал свидетелем, – ящики с медалями попали под гусеницы танка. Ящики превратились в труху, медали и нагрудные знаки перемешались.
Мое ответственное задание заключалось в следующем. Я должен был, во-первых, выбраковать все цацки, покореженные танковыми гусеницами. Во-вторых, рассортировать медали и нагрудные знаки по типам. И в-третьих, помочь ефрейтору Попелю разложить их по коробочкам.
Медалей было сравнительно немного, причем больше половины – «За оборону Отечества». Вторую половину составляли «За отвагу» и «За боевые заслуги», а также пригоршня редких медалей Нахимова и Ушакова.
Зато нагрудных знаков было – мать честная!
«Мастер-пилот», «Мастер-штурман», «Летчик-снайпер», «Комендор-снайпер», «100 мягких посадок», «200 мягких посадок», «500 мягких посадок» – это само собой. А в придачу к ним: «Десять боевых вылетов», «Двадцать», «Пятьдесят» и даже «Сто»!
А теперь подумаем.
Даже в моей, кадетской, летной карточке числилось восемьдесят семь вполне успешных приземлений и стыковок. И потому значки вроде «100 мягких посадок» меня совсем не удивили.
А вот полноценный боевой вылет был один.
Если считать вместе с патрулированием в районе Наотара – пять.
Боевых вылетов было пять и больше не предвиделось.
А у меня под ногами лежала россыпь «полтинников» и «соток»…
Кому и за какие заслуги будем их раздавать, дорогие товарищи?
Вопросом о «сотках» я поделился с ефрейтором Попелем, который раскладывал по коробочкам красивых «Комендоров-снайперов» – золотые (ну, золотистые) медали, на которых в геральдическом перекрестье прицела разламывался надвое геральдический же линкор.
Попель театрально покосился на двух осназовцев, которые с карабинами наперевес прогуливались вокруг нашей сортировочной площадки. Вздохнул. И нехотя процедил:
– Это все знают, Саша.
– А я вот не знаю, Боря.
(Терпеть не могу фамильярности! Я с Попелем на брудершафт не пил, между прочим.)
– Ты слыхал, что зеленые какую-то планету у Клона оттяпали?
– Я не только слыхал, я там бывал.
– Да ты что?! – Глаза Попеля округлились в геральдические прицелы. – Так правда, что месяц назад заваруха была?
– Правда. Очень зловредные зеленые попались, – заверил я. – Но планету мы им не отдали.
– Ну тогда точно война будет. Большая война.
– С кем?
– Ясное дело с кем: с этими зелеными.
В родную Академию я вернулся оглушенный милитарным бедламом Колчака и обогащенный новыми прогнозами будущего от ефрейтора Попеля. В кармане у меня лежала благодарность командира интендантского взвода и искореженный танковыми траками значок «Десять боевых вылетов»
