Онни и Канн засияли. И в самом деле, они славно служат Своду, точнее – Князю и Истине. Отчего бы их тоже не повысить? Впрочем, для этого нужно отличиться в каком-нибудь особенном деле наподобие того, какое на днях выпало на долю Эгина. Об этом слегка заплетающимся языком и поведал товарищам Онни.

– Не знаю про Эгина, – махнул рукой Иланаф, тотчас же помрачнев, – а я получил повышение совсем по другой причине. Нет, мои личные заслуги тут ни при чем.

– Не дури, Иланаф, – недоверчиво бросил Канн.

Никто из присутствующих не сомневался в том, что звания в Своде Равновесия не раздают кому попало и за что попало. По крайней мере раньше такие прецеденты не наблюдались.

– Ни при чем, – твердо и зло повторил Иланаф. – Мой успех – всего лишь следствие чужого провала, милостивые гиазиры. Кто-то должен был занять место гиазира Неназванного, потому что должен же его кто-то занимать.

Ему никто не отвечал. Не возражал. С ним не спорили. Обсуждать провалы Свода на пирушках было не принято. От такого – один шаг до крамолы.

– Ну да все равно выпьем. Надо хоть выпить, раз думать о таких штуках не положено! – неожиданно истерически расхохотался Иланаф. Столь же неожиданно он замолк и захрустел яблоком.

Все уткнулись в тарелки, чтобы не смотреть на гримасу отвращения и злобы, какой было искажено лицо Иланафа. Таким Эгин не видел своего товарища никогда. Безусловно, Иланаф был пьян, как и все присутствующие.

Но не только. Иланаф был чем-то обижен, унижен, уязвлен. В груди Иланафа, похоже, клокотал тот же вулкан, какой не давал покоя самому Эгину. «Странно, что я не замечал за ним этого раньше», – подумал Эгин.

– На посошок – и по домам! – мягко сказал Эгин, чтобы как-то разрядить обстановку и продолжить мысль Иланафа в нейтральном ключе.

«На посошок… на посошок», – эхом повторили остальные, крепко ухватившись за кувшины, словно в них было все спасение.

И в самом деле, когда вслух начинают говориться такие вещи, о каких только что откровенничал Иланаф, весельчак, балагур и жизнелюб, это первый и самый верный признак того, что настало время расходиться.

3

– Понимаешь, Эгин, Свод Равновесия простоит долго. Но мы все – покойники. – Онни, похоже, передался нервический пессимизм Иланафа. – Я тебе объясню, если хочешь…

– Хочу, – охотно откликнулся Эгин. На самом деле ему было все равно.

– Вспомни, как наставлял нас Занно, когда учил фехтовать. Ты только вспомни! Он говорил так: чтобы победить, нужно навсегда расстаться с желанием победить. И не только с ним. Еще с желанием пощеголять перед противниками своей техникой, всякими трюками и показать ему все, что знаешь. А еще нужно отказаться от стремления держать врага в страхе… А еще…

– Помню-помню, – улыбнулся Эгин. Он помнил эти наставления так же хорошо, как то, что он – чиновник Иноземного Дома Атен окс Гонаут. – А еще, и это самое главное, нужно избавиться от желания побороть те недостатки, которые ты только что перечислял, Онни.

– Все верно, – закивал Онни, опираясь о руку Эгина.

Похоже, ноги повиновались ему гораздо хуже, чем язык.

– И что с того?

– Да вот что: если ты не выполняешь этих требований, когда фехтуешь, тебя убивают. Рано или поздно. Мы все – и ты, и я, и Иланаф, и Онни – вроде бы научились оставаться невредимыми в поединках. Это хорошо. Плохо другое. То, чему учил нас Занно, верно не только по отношению к искусству владения мечом. Оно верно всегда. Но в жизни мы совсем не такие. Когда мы возвращаем мечи ножнам, мы начинаем дру- гу-ю жизнь. Мы снова наполняемся желанием победить и прочими пороками, от каких Занно отвадить нас так и не сумел…

– Может, ты и прав, Онни, – примиряюще откликнулся Эгин. – Но это вовсе не значит, что все мы покойники.

– Значит-значит, – сказал Онни с недоброй усмешкой. – То, что мы, четверо, собираемся вот так у Иланафа уже четвертый год – это в общем-то чудо. Я чувствую: будет что-то неладное. Уж больно все идет гладко… Кто знает, соберемся ли мы еще хоть раз? Разве ты не чувствуешь чего-то похожего?

Эгин отрицательно замотал головой. Конечно, последние дни выдались тяжелыми, муторными, суматошными, но он ничего такого не чувствовал! Нет!

«Наверное, во мне говорит сейчас детское желание противоречить, спорить с тем, с чем уже давно согласился», – подумал Эгин. Но он прогнал эту мысль прочь.

Эгин никогда не замечал за Онни ни сентиментальности, ни тяги к рассуждениям о бренности всякого благополучия. Тем страннее было идти вот так по Серому Кольцу Пиннарина и вести беседы, которые офицерам Свода Равновесия вести не пристало.

«Философия не к лицу вам, мальчики», – говаривал – по другому, правда, поводу – Норо окс Шин. Нарушая этот шутейно-серьезный завет, и Эгин и Онни чувствовали некую неловкость, неуместность происходящего.

Быть может, поэтому оставшуюся часть пути они проделали в молчании.

Наконец показался спасительный перекресток. Эгину, который жил на Желтом Кольце, – направо. Онни, чей дом располагался у Южных Ворот, – налево.

– Увидимся! – сказал на прощанье Онни.

– Увидимся, – повторил Эгин. – Я очень надеюсь, что ты ошибаешься, приятель. Очень надеюсь. Послушай, может, я все-таки провожу тебя, а?

Но Онни уже не слышал его слов. Решительным, но не очень твердым шагом молодого подвыпившего офицера он удалялся в ночь, до отказа набитую трелями цикад и смрадом преющих лошадиных куч.

Глава 5

Внутренняя секира

1

«Нужно было все-таки проводить Онни до дома. Не то упадет в какую- нибудь лужу и проспит там до утра. В ушице из грязи и собственной блевотины», – подумал Эгин, глядя на то, как его друг, перецепившись о крыльцо какого-то строения, едва удержал равновесие.

Но тут же устыдился этой мысли. С каких это пор офицеры Свода Равновесия начали сомневаться в способностях своих коллег добраться домой после двух кувшинов белого вина и некоторого количества гортело?

Нет, провожать Онни не стоило. Но и идти домой Эгину тоже не хотелось.

В самом деле, что он там забыл? Спать он все равно не станет, читать… от одной мысли об этом ему становилось тоскливо. Не напиваться же перед зеркалом, в самом деле!

Эгин решил прогуляться по Желтому Кольцу, а потом, быть может, и до моря в надежде, что занятие сыщется само собой. Или его сама собой посетит какая-нибудь новая блистательная идея.

Он ускорил шаг и пошел в направлении, противоположном собственному дому, дому Голой Обезьяны. Некоторые любили называть его еще домом Четырех Повешенных, чему тоже имелось обоснование в виде пространной «исторической легенды», скорее всего фальшивой.

Рано или поздно, даже идя прочь от дома, он все равно придет к тому же знакомому портику, украшенному единственной статуей, – полуголым уродом, в котором какие-то невежи узнали обезьяну. Ибо Желтое Кольцо на то и кольцо, чтобы в конечном итоге обессмысливать направление движения.

Было тихо. Собак в домах для знатных особ и чиновников, а только такие и стояли на Желтом Кольце, содержать запрещалось специальным указом. К счастью.

Правда, богатые матроны плевать хотели на указы и пестовали-таки своих патлатых любимцев. Но у местных несчастливых собак были перерезаны голосовые связки – чтобы те лаем не выдали себя патрулям Внутренней Службы. Других здесь не держали. Эгин не любил собак.

Город спал, а дома пялились на него своими пустыми глазницами. Пока они выпивали, прошел небольшой дождик. Было весьма свежо. Эгин шел вперед, не глядя под ноги.

– С-сыть Хуммерова! – неожиданно громко выругался он, когда его правая сандалия погрузилась в лужу, притаившуюся возле крыльца обшарпанного дома.

Вы читаете Люби и властвуй
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату