толком не знает, что там вообще творится, а народ там лютый – женщины управляют мужчинами… Дальше – Тернаун. Тернаун – не подарок. Людей мало. Денег – и того меньше. А на рейде Магдорна дремлет брюхом кверху Морской Тритон, который может весь варанский флот сожрать на завтрак. Ну вот и все. Дальше – только Хеофор. И опять же, какого рожна там делать второй по мощи армии Сармонтазары?»
«Пшел!» – Элиен стегнул жеребца по упитанному боку и, оставив варанскую делегацию целовать пыль под ногами его войсководителей, словно ураган пронесся перед неумолимо разваливающимся от осознания победы строем. Он больше ничего не сказал ни варанцам, ни своим солдатам. Впрочем, о немногословии свела в войске ходили легенды, так что никто не удивился.
Элиен был очень зол. Настоящая война неминуема. Война еще только началась, даром что Ордос был сдан ему без боя. Война придет в Сармонтазару с черного хода.
Придет из мира воды, из Синего Алустрала. Туда, именно туда, а не на какой-то драный Хеофор отправился Шет. Туда – к Морским Вратам Хуммера, соединяющим расчлененный на две неравновесные половины Круг Земель.
Элиену не догнать Шета. Его флоту не поспеть за флотом Шета. Войску Элиена не пройти вслед за своим свелом в земли Алустрала. Даже ему, Звезднорожденному, не хватит магического могущества провести через Горные Врата Хуммера более сотни солдат…
Неужели поздно?
Глава 10
Рем Великолепный
«Жемчужина морей» вошла в канал и ошвартовалась у длиннейших причалов Восточного Порта восемнадцатого числа месяца Гинс.
Хозяева Гамелинов сошли на берег первыми. За ними последовали четверо телохранителей во главе с Мелетом.
Рем Великолепный сохранил большую часть своего помпезного великолепия даже после недавнего кровопролитного штурма мятежников. Город грабили только один день, а потом Стагевд под страхом смертной казни (других наказаний бывший Хозяин Гамелинов не признавал) запретил всякое насилие и посягательство на чужую собственность. Вроде как покуражились – и хватит. Нескольких отчаянных ослушников казнили привселюдно и мародеры перевелись сами собой.
Герфегест, который немало узнал о Стагевде после своего воцарения над Гамелинами, не мог не признать, что «пожиратель детей» и «растлитель дев» был наделен недюжинными талантами государственного мужа.
В лучах мягкого солнца, пробивавшихся сквозь утреннюю дымку, столица Империи манила и завлекала тысячами неведомых соблазнов. Над крепостными стенами высились белые башни и дворцы, ветер доносил из ремесленных кварталов перезвон молотов и шкварчание плавильных печей, корабелы в порту весело стучали топорами.
Пока Благородные Дома разбираются между собой при помощи баснословно дорогих мечей, простой люд, мурлыча под нос старые мотивчики, зарабатывает себе на миску креветок с соевым соусом и кусок теплого ржаного хлеба. Так было, так есть и так будет. Если, конечно, он, Герфегест, сможет остановить темный морок, который сейчас сгущается волею Ганфалы где-то на далеком Юге.
Ни Герфегест, ни Хармана не знали, как найти престолонаследника в огромном человеческом муравейнике, имя которому – Рем. Они знали только, что Торвент бесследно исчез. Даже Стагевд не смог отыскать его среди тысяч и тысяч кварталов величайшего города Синего Алустрала. А уж покойный Хозяин Гамелинов был чудо каким мастером прочесывать муравейники!
На рассвете, когда их файелант еще только подходил к Рему, у Герфегеста зародилось смутное чувство, что они на ложном пути. И вот теперь, когда рядом с ним вышагивала осанистая и ослепительно красивая Хармана, когда за ними тянулся шлейф из грозных меченосцев Мелета, Герфегест окончательно понял, что так дело не пойдет.
Не боясь уронить свое почти императорское достоинство, Хозяин Гамелинов сел прямо посреди причала и на несколько мгновений задумался. Хармана с улыбкой вглядывалась в посуровевшие черты лица своего возлюбленного. Мелет и телохранители тактично переминались в десяти шагах от Хозяев.
Потом Герфегест поднялся на ноги и сказал:
– Я не знаю, что думают в Реме по поводу Гамелинов. Может быть, хорошее. Возможно, дурное. Так или иначе, если мы будем расхаживать по Рему такой расфуфыренной толпой, с нами побоится откровенничать и самая последняя портовая крыса. Я инкогнито войду в Рем и сам разыщу следы Торвента. Мое решение таково: все Гамелины останутся на борту «Жемчужины морей».
Хармана уже привыкла к тому, что спорить с Герфегестом – все равно что осенью пытаться согреться на северном ветру: можно даже не пробовать.
И они вернулись на борт «Жемчужины морей».
Герфегест снял с левой руки церемониальный щиток Гамелинов и легкую залму, расшитую лебедями. С ним остались только увесистый кошель с деньгами, меч и перстень Хозяина Гамелинов, предусмотрительно снятый с пальца и припрятанный до лучших времен. Богатые ножны Герфегест тоже оставил. Лучше пройти пять-шесть кварталов с обнаженным мечом на плече, чем выдать свое происхождение излишней роскошью ножен из кожи белого дельфина.
– Если я не вернусь через неделю, можете сжечь Рем и искать среди пепла перстень Хозяина Гамелинов. Рядом с ним отыщутся и мои кости.
Мелет угрюмо кивнул. Он не понял шутки.
– Послушай, – сказала Хармана, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно естественнее. – Твои богатые сапоги выдают в тебе не то сборщика налогов, не то сотника императорской гвардии. По-моему, это не то, что нужно. У меня есть отличные легкие сандалии. Они, конечно, немного женские, но все будут думать, что ты стащил их у знатной дамы, и это придаст твоей персоне должный вес среди столичных проходимцев.
Герфегест поцеловал Харману в великомудрые уста.
Герфегест шел по грязным портовым улочкам по направлению ко дворцу. Дешевые шлюхи одобрительно злословили ему вслед. Мальчишки – прижитые сыновья не то пиратов, не то честных контрабандистов, – выбегая из самых сомнительных и зловонных дверей, норовили продать ему пончики с творогом, замусоленные лубки эротического содержания и фальшивое магическое старье. Какие-то несусветные «песчаные часы Усопших», которые показывают время на том свете, «мази императрицы Сеннин», радикально устраняющие геморрой, «кольца верности», которые следует надевать на срамной уд любимому, чтобы тот не ходил на сторону. К приобретению предлагался даже цветной портрет Харманы Гамелин, где Хармана была похожа на чучело акулы, умершей от переедания…
Поеденные лишаями шавки с зубами волкодавов хотели полакомиться его ляжками, но он не предоставлял им такой возможности. Заливистый лай, два-три хлестких удара плашмя, вовремя отпущенный пинок – и свора рассыпалась, скуля и подвывая от стыда, от боли, от преклонения перед великолепным человеком-чужаком.
Герфегесту было известно, как именно в свое время пробовал отыскать престолонаследника Стагевд. Ухватистые придворные живописцы, любившие умерщвлять акварелью все, что движется, а в равной степени и покоится, с радостью набросились на задание Хозяина – во время войны заказов у них было негусто. Вскоре весь город был обвешан весьма недурственными портретами Торвента.
Столько-то денег сообщившему о данной персоне… Столько-то ступеней четвертования укрывателю данной персоны… Самому престолонаследнику, кстати сказать, альбиносу, предлагалось незамедлительно вернуться во дворец, где его ждут всеобщий почет, любовь страстных наложниц и опустевший императорский трон.
Сотни воинов Стагевда прочесывали квартал за кварталом, носатые псы Лорчей путались в ложных следах, каких-то несчастных блондинов гоняли по сточным канавам банды алчных горожан. Поймали даже одного альбиноса шестидесяти лет… Все тщетно.
От расследования Стагевда Герфегесту досталась лишь одна полезная вещь – обтрепанный портрет Торвента и его описание. Пятнадцатилетний подросток, альбинос, мелкие черты лица, сложения
