свистом и шелестом пронеслись обломки.
На правом берегу первой очухалась Таня. Собственно, она и сознания не теряла. Ее просто свалило с ног воздушной волной, уложило в снег, но ничуточки не оглушило. Поскольку приказа падать она не получала, то тут же встала на ноги и стала ждать распоряжений Зинаиды. То же самое произошло на левом берегу: Валерка и Ваня, едва пронеслась волна, тут же вскочили и выполнили последний приказ отданный Зинаидой, — сходили по-маленькому. Поскольку ничьи приказы, кроме Зинаидино-го, они выполнять не собирались, то Лопухин, тоже не пострадавший и быстро пришедший в себя, после двух или трех безуспешных попыток позвать их с собой плюнул и один побежал на место катастрофы.
Взрыв был приличный. Он не только вдребезги разнес грузовичок — левая дверца повисла на ветках ели, стоявшей метров на двадцать дальше от берега, чем Лопухин, — но и проломал сорокасантиметровой толщины лед. Поэтому кузов вместе со всем содержимым, .рамой и задним мостом, подскочив на несколько метров в воздух, грохнулся в открывшуюся полынью и ушел метра на три в воду. Передний мост с пылающими и коптящими покрышками унесло метров на двадцать от полыньи. Куски мотора и кабины покрывали лед от берега до берега. Местами на льду пылали лужи бензина, горели куски разорванного тента.
Сделав шагов десять к полынье, Лопухин споткнулся о какой-то не правильно-круглый предмет. От нечаянного удара ногой предмет покатился по льду, с которого взрывом сдуло рыхлые слои снега, затем остановился у лужицы горящего бен зина, и Лопухин охнул: это была обугленная, почерневшая, вершенно лысая — волосы спалило — человеческая голова.
Шарахнувшись от нее, как черт от ладана, Вася обежал полынью и оказался на правом берегу. Таню он увидел сразу — неподвижную и безучастную. Рядом с ней, вся извалянная в снегу, сидела, запрокинув голову, Настя и прикладывала снег к разбитому носу. Подальше от берега, озаренные отсветами горящего на льду бензина, темнели два тела, припорошенные снегом. Взрывная волна протащила их метров двадцать, и они пропахали при этом глубокие борозды.
Василий, проваливаясь в снег по колено, добрался до того, что лежало поближе. Первое, что насторожило, — заметное темное пятно рядом с головой, второе — отсутствие пара.
Металлический осколок приличного веса размозжил затылок несчастной Клары Леопольдовны. Помочь ей никто не сумел бы. Кровь уже застыла и превратилась в красный ледок.
Сердце у Лопухина гулко ухало, когда он топал по снегу к Зинаиде, отброшенной дальше всех от речки. Не дай Бог! Не дай Бог! Ведь никто, кроме Зинаиды, не сможет управлять Таней, Ваней и Валеркой. Они шагу не сделают без ее команды, не будут ни есть, ни спать, ни сидеть. Замерзнут, но с места не сдвинутся. Может быть, через три дня, когда Ваня и Валерка отойдут от седьмой инъекции, с ними еще можно будет общаться. Но Таня, подчиняясь приказам управляющей микросхемы, будет пребывать в неподвижности до тех пор, пока не услышит раскодирующую фразу: «Crazy day over!» Лопухин эту фразу знал, но, сколько бы он ни орал ее, Таня не шевельнется. Раз воля и самостоятельность Тани были подавлены Зинаидой, то и возвращать их должна была только она, и никто другой. Если б Лопухин сам первый крикнул: «Crazy day!», то мог бы сейчас или управлять Таней, или вернуть ей свободу. Но микросхема по первому сигналу настраивалась только на один голос и ни один другой уже не воспринимала.
Зинаида, однако, оказалась живой, хотя и оглушенной. Лопухин перевернул ее на спину, похлопал по щекам — открыла глаза. Почти сразу же она спросила:
— Где Сесар?
— Не видел… — пробормотал Лопухин.
— Найди! — вскричала Зина. — Таня! Ваня! Валера! Ищите Сесара Мендеса!
Таня тут же сорвалась с места. От другого берега, докуда долетел приказ Зинаиды, выполнять его бросились Соловьев и Русаков.
— Дура! — заорал Лопухин. — Контуженная! А если он под лед ушел? Эти кретины прямо в одежде туда плюхнутся!
— Мне плевать! — завизжала Баринова. — Пусть лезут! Таких, как они, я еще тысячу наштампую! А Сесар — это все!
Другой бы на месте Васи небось подумал, будто Зинаида влюблена в Мендеса до безумия. Но Вася-то знал, что дело вовсе не в любви. Просто мозг Сесара Мендеса был носителем очень ценной информации, в которой было еще много нераспакованного и непрочтенного.
— Да ведь утонут же! Замерзнут! — убеждал Вася.
Настя тем временем уже остановила кровь, текущую из носа, и, пошатываясь, встала.
— Он в грузовик пошел, Зинаида Ивановна. Я видела.
Зинаида глубоко вздохнула, скривилась.
— Похоже, я пару ребер поломала… Помогите подняться. Вася, осторожно поддерживая Баринову, вывел ее на берег, а потом помог спуститься на лед.
Навстречу уже шел Валерка, который нес в руках ту самую голову, о которую споткнулся Лопухин.
— Вот Сесар Мендес, — доложил он бесстрастным голосом.
ГРАНАТА ИЗ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТОГО
Сорокин, услышав недальний взрыв, порадовался. Не подвела техника, хватило питания… Те, кто сидел в машине, и все, что в ней находилось, должны были погибнуть.
Теперь надо было дождаться тех, кто догонял его на втором «буране». Однако гул мотора почему-то не слышался. И Сарториус решил немного поторопить события…
Фрол, который был метров на триста ближе к месту взрыва, увидел вспышку и обломки, взлетевшие над верхушками елей. Он притормозил и даже заглушил двигатель. Катя, испуганно прижавшаяся к нему, когда прогремел взрыв, спросила:
— Это что такое?
— Хрен его знает, — проворчал Фрол. — Машина, наверно, взорвалась. «Газель». Небось мину этот друг оставил…
— И что, все погибли?
— Все может быть… Интересно, Сорокина впереди нас не слышно. Наверно, остановился.
— Может, просто уехал далеко?
— Нет. Тут, по тайге, тихо. Его версты за три, не меньше, слышно было бы. Не успел бы он так быстро оторваться. Он у нас меньше километра выигрывал. Скорее всего услышал нас и поджидает. Вылетим из-за поворота, а он нас в упор укантует.
— Ой, поехали назад, а? На фиг он нам сдался!
— Я тебя силком не вез, сама залезла. Если страшно — слазь и иди обратно пешком.
— Куда идти-то, если машина взорвалась и все погибли? На аэродром, что ли? Далеко. Да я и дорогу не запомнила. До света еще далеко. А тут и волки, наверное, бегают…
— Вот ты и разберись, что тебе страшнее. Кстати, если кто там, у машины, уцелел, то они тебя еще и застрелят.
— За что?
— А за все хорошее. Власть переменилась, поняла? Сорокин с помощью солдат и Вики москвичей захватил, а теперь москвичи солдат под контроль взяли. Они же, как роботы, под этим кайфом. Кто возьмет контроль, тем и подчиняются.
— Ужас! Только я не пойму чего-то, Фрол. Тебе же все эти, которые москвичей повязали, подчинялись. А этот, которого ты Сорокиным называешь, был, как пленный, пристегнут. Из чего все закрутилось-то?
— Я сам не все помню. В Лутохино, на «молзаводе», я этого Сорокина, понимаешь ли, убить хотел. Выскочил, навел пушку, а потом… Он меня заговаривать стал. В общем, загипнотизировал как-то. Я тоже почти что как эти наши пацаны стал, сам не свой. Он говорит — я выполняю. Помню, что «газель» помогал им грузить, в машину с ними сел. Потом провал — ни черта не припомню. Очухался от боли. Плечо ноет, ранено. На голове мешок, на морде пластырь. Когда ранили, кто — не помню.
— Но ты же сейчас не ранен?
— В том-то и дело, что нет. Но была рана — это не забудешь. Тут, видишь ли, такое дело: когда меня из кузова пересадили в кабину, то на какое-то время мешок сняли. И вроде бы рядом со мной… я сам и сидел.
— Слушай, а про то, как ты в «Куропатке» орудовал, помнишь?
