можно было прийти ко мне — не пришел. И все — этим ты себя окончательно уделал. Наглухо. То, что ты Чижа привез на карьер, можно было простить, если б это ты его там положил, а не эти пацаны. Но у тебя и это не получилось, да и пытался ты это сделать не потому, что наше дело хотел защитить, а потому, что тебя Чиж обул на обе ноги. Мальцов этих ты должен поблагодарить — если б груз ушел и потерялся, то я тебя бы паяльной ламой сжег. Чтоб другие помнили, как я предателей люблю. Но мальчишки тебя от этого спасли. И мне они, между прочим, большую услугу оказали. А ты их пытался подставить, хоть они тебя, может быть, в карьере от смерти спасли. Оперов из них лепил, уродище! Хоть бы головой подумал, мозгами пошевелил, прикинул бы, что могут быть умнее тебя люди. Позвонил я знакомым туда, откуда они приехали. И знаешь, что узнал? Этот, который ростом пониже, Русаков Валерий, перед тем как сбежать, сержанта и солдата застрелил. Никакой он не опер. Это его «деды» зачморить хотели, а он уперся. Второй трупов в части не оставил, но одного или двух на карьере приложил. И потом, у него папа не кто иной, как Антон Соловьев. Ты понял? Если б я сдуру тебе, паскудине, поверил, то нажил бы такого «друга», что лучше сразу помереть. А ты, зараза, надеялся, будто я их сразу замочу, для страховки? Верно? Или в оборот их возьму, чтоб расколоть окончательно? Фиг ты угадал.
Тятя опустил голову. Он уже наполовину ощущал себя в могиле. Даже дрожь прошла.
— Завтра утречком я этим ребяткам предложу тебя пристрелить, — спокойно и без каких-либо эмоций произнес Фрол. — Предварительно объяснив им, как ты им пакость подстраивал. Если они откажутся, я их ругать не буду. Не захочется этим юношам еще немножко в стрельбе поупражняться — заставлять не стану. Я тебя в бетон живого замоноличу, понял? Или в котельной живьем сожгу. Сначала посмотришь, как Чиж и прочие горят. Чтоб поглядеть на процесс со стороны, так сказать. Я их, конечно, не специально для тебя из карьера вывезти приказал, поэтому еще не решил, стоит ли на тебя топливо изводить.
Тятя даже не отреагировал. Фрол мотнул головой, охранники взяли обреченного за локти и выволокли из кабинета.
ПРИВЕТ ОТ СТЕПЫ
Фрол поглядел на часы, зевнул — стояла уже глубокая ночь.
Наверно, ему подумалось, что пора бы и отдохнуть. Но тут зазвонил телефон.
— Кому не спится в ночь глухую? — проворчал Фрол, снимая трубку и поглядывая на определитель номеров. Номер был незнакомый.
— Мне, конечно, — ответил голос человека, убежденного в том, что его сразу узнают.
— Хорошо, что на пять минут позже не позвонил. А то не застал бы тут.
— Тогда благодари судьбу, что раньше не уехал. Сейчас, то есть минут через пятнадцать, максимум через полчаса, у тебя могут быть серьезные гости. Будь добр, приведи все в порядок, если есть какие-то несообразности. И учти — это привет от Степы, не расслабляйся.
— Спасибо, что позвонил. За мной не пропадет.
— Естественно. Спокойной ночи!
Повесив трубку, Фрол жестко выматерился, а потом сказал, обращаясь к старшему из охранников:
— К нам едут со шмоном. Тебе инструкции нужны или так обойдешься?
— Нет проблем. Будет сделано.
— Тогда я пошел в офис.
Информатор, предупредивший Фрола о визите серьезных гостей, говорил, что их надо ждать максимум через полчаса. Приехали они через двадцать пять минут. Правда, в несколько, большем количестве, чем хотелось бы.
Сначала к воротам подкатило несколько «жигулят» с мигалками, потом две черные «волги» и, наконец, автобус, из которого вылезло человек тридцать бойцов в сером камуфляже, с автоматами и в бронежилетах. Все они были беспрепятственно впущены за ворота после предъявления постановления прокуратуры о производстве обыска.
Фрол встретил официальных лиц, в числе которых оказались облпрокурор Виктор Семенович Иванцов и начальник ОУ ФСБ Андрей Ильич Рындин, на своем официальном рабочем месте, в кабинете начальника охраны складов АО «Белая куропатка». УВД было представлено рангом пониже — начальником УР подполковником Агаповым.
— Здравствуйте, Валентин Сергеевич, — строго сказал Иванцов, обращаясь к Фролу. — Вот уж не чаяли вас здесь застать. Не знал, что у вас рабочий день такой длинный. Второй час ночи все-таки. Или, может, специально ради нас задержались?
— Что вы, Виктор Семенович, — улыбнулся Фрол, — вы прямо как снег на голову. И почему-то в таком представительном составе… Даже начинаю чувствовать к себе лишнее уважение. Неужели менее ответственные сотрудники не могли нами заняться? Сами пойдете склады осматривать?
— Нет, — улыбнулся Иванцов, — мы с вашего разрешения здесь побудем и дружески побеседуем. А с нашими сотрудниками сходит начальник вашего караула. Плюс господин Портновский, которого нам, к сожалению, пришлось лишить удовольствия провести время в семейном кругу.
— Да, Александр Еремеевич — отличный семьянин. Как-то само собой получилось, что в кабинете остались только Фрол, он же Фролов Валентин Сергеевич, Иванцов и Рындин.
— Как я понимаю, Виктор Семенович, нашего господина Портновского в чем-то подозревают? — спросил Фрол.
— Не перестаю тебе удивляться, Валентин, — сказал Иванцов, переходя на « ты» и закуривая. — Живешь так, будто вокруг тебя вакуум, а ты, сидя в некой непробиваемой оболочке, от всего изолировался. Не кажется тебе, что позиция эта недальновидная и очень опасная?
— Вот уж нет, Виктор Семенович. Я такой позиции никогда не придерживался. Не надо мне этого приписывать. Мне всегда интересно посмотреть, что вокруг меня делается и какие от этого могут быть последствия.
— Хорошо, что ты этим интересуешься. Но лучше, если б ты еще и действовал в соответствии с пониманием того, что не живешь в вакууме.
— А разве я по-другому действую?
— Ну, пока у меня есть сведения об обратном.
— Но для возбуждения уголовного дела этих сведений пока, к сожалению, не хватает. Я верно вас понял?
— Могло бы хватить, — вступил в разговор Рындин, — в других конкретно-исторических условиях.
— В других конкретно-исторических условиях, — глубокомысленно заметил Фрол, — — коррупция в правоохранительных органах еще не достигала таких размеров.
— Правильное замечание, — кивнул Иванцов, — но очень не своевременное. У некоторых представителей криминального мира, с моей точки зрения, началось, выражаясь словами товарища Сталина, «головокружение от успехов». Они начинают думать, что демократия есть вседозволенность, а это далеко не так. Жизнь подсказывает, что головокружение вообще — тревожный медицинский симптом. В особо острых случаях оно ведет к потере равновесия и падению.
— Причем иногда мордой об асфальт, — несколько вульгарно развил сентенцию прокурора чекист.
— Вы это серьезно, господа? — прищурился Фрол. — Это действительно так опасно?
— Да, к сожалению, — с грустью сказал Иванцов. — За последние несколько месяцев средняя продолжительность жизни отдельных криминальных авторитетов у нас в области существенно сократилась. И есть мнение, что возраст некоторых из них приближается к предельному.
— Эпидемия? — озабоченно спросил Фрол. — СПИД наступает?
— Как правило, — тоном профессора медицины вымолвил Виктор Семенович, — основная причина, ведущая к летальным исходам у помянутой категории пациентов, — острая жадность, переходящая в хроническое оборзение. Увы, лечится только хирургически.
— Как, например, в случаях с господами Черновым и Курбатовым, — припомнил Рындин.
— А эта болезнь на правоохранительные структуры не распространяется? — скромно поинтересовался Фрол. — Каким-нибудь там воздушно-капельным или, допустим, половым путем?
— Ладно, — сказал прокурор, — похоже, что мы не смогли вас, дорогой товарищ Фролов, настроить на серьезный лад. По-моему, пора заканчивать юмористическую часть.
— Согласен, — кивнул Фрол, — давайте по-серьезному. Что вам от меня нужно?
— Сначала принципиальный ответ на вопрос: есть желание продолжать деловое сотрудничество или
