«зомби-7».
— Какие?
— Хотел бы я знать…
— Зачем? — прищурилась Вика-Таня. — Ты же не хочешь перехватить это дело у Сергея Сергеевича? Если ты жаждешь все это прекратить, то я могу уже сегодня вечерком ликвидировать всю шарашку. И «Куропатку» пустить на воздух, если взрывчатку обеспечишь. Зачем тебе знать, что, да как, да почему? А? …
— А ты уверена, что препарат уже здесь? Что он безопасен, если его пары выпустить в атмосферу? Ты представляешь себе принцип его действия?
— Вот в этом-то, товарищ Сорокин, и зарыта собачка. Вам самому препарат нужен. Если вам все это удастся узнать, вы сами захотите оседлать человечество. Не верю я ни Баринову, ни вам.
— Но служишь-то все-таки Баринову. Стало быть, зря ты сказала, будто «ни то и ни другое». Дрянь ты последняя. Сейчас тебе дорогу освободят — и катись к такой-то маме. Уничтожать тебя не буду. Сама застрелишься, когда совесть заест.
Вика не двинулась с места. И уже без издевки сказала:
— Псих ты, Сорокин. Як кажуть у нашому мисци: «З глузду зъихав». Ты псих и фанат. Тебя пристрелить надо, чтоб дурью не мучился.
— На. — Сорокин подал ей автомат прикладом вперед. — Хоть от одного оператора отвяжешься.
— Патронов жалко. Вас надо из рогатки убивать. Сами бунтуете и других баламутите.
— Это не мы такие, жизнь такая. Дай лапу!
— На. Но запомни: я верю тебе настолько, насколько ты сам перед собой искренен. Ты уже столько раз финты выкидывал, что мне самой удивительно, отчего я за тобой в очередной раз тащусь. Если б ты мне хоть любовником был, еще можно понять. Но ведь никто ты мне, даже другом не назовешь…
— Мне твое личное отношение к моей персоне — по фигу, — доверительно сообщил Сергей. — Тем более что я его давно знаю. А вот с вашим непосредственным начальником, господином Фроловым Валентином Сергеевичем по кличке Фрол, я бы хотел установить контакт. Знаю я его подольше, чем тебя, мы вместе срочную служили когда-то — ужас, как давно. Однако, чем он нынче живет и дышит, осведомлен слабо. Пожалуй, первой твоей задачей будет наведение этого мостика. Сумеешь?
— Надо попробовать. Связь, как обычно, через голову?
— Само собой. Осторожнее на выходе: Зинаида наверняка получила задачу тебя контролировать. Пароли и коды прежние, кроме одного. Узнаешь при первой встрече. Ты научилась высовываться, но сейчас этого лучше не делать. Жди с 23 до нуля. А сейчас тебе пора.
— Бревна уберите.
— Обязательно.
Валерка с Ваней, все это время просидевшие под прицелом автоматчиков, еще не успели поверить в то, что с ними ничего не случится, когда ситуация опять резко изменилась. Автоматчики исчезли бесшумно и быстро, будто испарились, а Вика спокойно села на свое место за баранку джипа. Где-то в стороне от дороги разом заурчали моторы двух снегоходов, которые не без усилий утянули за собой бревно, лежавшее перед капотом машины.
Вика тут же завела не успевший остыть мотор и рванула машину с места.
— Напугались, малыши? — спросила она, не оборачиваясь.
— Что это было? — не очень уверенно ворочая языком, пробормотал Валерка.
— Маленькая шутка старых друзей, — небрежно ответила Вика. — Не берите в голову.
Уже через двадцать минут джип вкатил в ворота «оптовой базы», и все страхи остались позади.
— Смотри-ка, — заметил Ваня, — на офис спутниковую антенну поставили. Небось, Фрол решил мир по телеку смотреть…
— «Кросна», однако! — процитировал Валерка давнишнюю телерекламу. — Может, и нам чего интересного покажут?
— Похоже, что покажут, и очень скоро… — вздохнула Вика.
АТАМАН КОЧЕТКОВ
Октябрьский рынок, представлявший собой полгектара территории, обнесенной деревянным забором ядовито-зеленого Цвета, и состоявший из продолговатого грязно-желтого строения, именуемого торговым залом, трех десятков разномастных коммерческих палаток и трех продуваемых ветром навесов с прилавками, проживал очередной вполне обычный день. Покупатели проходили мимо палаток, загруженных разноцветными бутылками и банками, «сникерсами» и «марсами», всякими там «тампаксами» — «памперсами», «мальборами» и «беломорами». Один-другой, может, чего-то и брал. Рядом с палатками стояли бабки. Перед каждой по перевернутому ящику с бутылкой пива ц небольшим вяленым лещом, позади — ящик с бутылками и мешок с рыбой. Подальше какие-то бабенки помоложе, расставив вместо прилавка раскладной столик из голубого пластика и установив некую металлоконструкцию, сваренную из водопроводных труб, поразвесили на ней плечики с куртками, юбками, кофтами и прочим разномастным тряпьем. Под навесами народу было немного. Март как-никак. Во-первых, холодно, а во-вторых, прошлогодние овощи почти кончились, а новые еще не начались. Лишь несколько смуглых граждан в кожаных куртках И кепках, разложив в аккуратные пирамидки марокканские апельсины и лимоны, не то кипрский, не то турецкий виноград и эквадорские бананы, мерзли и перебрасывались гортанными фразами. Покупатели подходили, глядели, облизывались…
Из ворот рынка в это время выезжал «УАЗ-469» с необычными эмблемами на дверцах. Вместо трехцветного «шарика» с буквами «ВС» — «Вооруженные Силы» или желто-красной бляшки «ВВ» красовались две скрещенные шашки, поверх которых был намалеван белый Георгиевский крест, а вокруг, по черно-желтым лентам, алым шрифтом, стилизованным под славянскую вязь тянулась надпись: «Береговское казачье войско». Продавцы марокканских, кипрских и эквадорских фруктов проводили его взглядом и дружно испустили вздох облегчения. Атаман Береговского казачьего войска Алексей Сергеевич Кочетков покидал подконтрольную территорию.
Сегодня войсковой атаман был в повседневно-полевой форме, то есть в камуфляжной куртке и штанах десантного образца, заправленных в хромовые сапоги со шпорами, и с плетеной нагайкой за голенищем. Правый рукав украшала все та же эмблема войска, но уже не рисованная, а вышитая. Левый — бело-сине- красный шеврон, над которым виднелась нашивка (скорее всего переделанная из матросского погончика) с вышитым перначом и надписью: «Войсковой атаман». Должно быть, для того, чтоб вероятный противник сразу понял с кем имеет дело, какой-то грамотей добавил перевод на английский: «Cossack Chief». Камуфляжка была затянута советской офицерской портупеей с серпасто-молоткастой звездой на пряжке, на левом боку болталась шашка с медным эфесом, а на правой части атаманского седалища размещалась внушительная кобура с револьвером «наган». Ношение оружия атаману было разрешено. На голове у него лихо сидела полковничья папаха с трехцветной черно-желто-белой кокардой, а на плечах — полевые погоны с двумя синими кавалерийскими (или кагэбэшными, черт их знает) просветами без звездочек. По уставам последнего царствования такие были присвоены полковникам, хотя атаман за время службы в рядах МВД на должности участкового уполномоченного дослужился только до капитана. К тому же его в 1990 году уволили из органов после какой-то неприятной истории, которая позже объяснялась как произвол коммунистической партократии. Через год — чем атаман занимался непосредственно после увольнения, мало кто знал в точности — Кочетков вспомнил, что его бабка по отцовской линии вроде бы происходила из донских казаков и попала в здешние места по ходу раскулачивания. Оказалось, что подобных потомков казачества на территории области проживает немало. Сначала подсобралось человек двадцать, потом — до полусотни. Пошили форму, обзавелись нагайками и шашками, зарегистрировались в управлении юстиции как общественная организация, а теперь уже устанавливали связи с Союзом казачьих войск.
После того, как Октябрьский рынок после длительной и Упорной борьбы между командами Черного, Курбаши и Штангиста временно остался без настоящего хозяина, на него облизывалось не меньше десятка мелких крыш. Это было чревато разборками, неопределенностью и свертыванием торговли. Торговцы, замучившиеся откупаться от разномастных рэкетменов, каждый из которых считал рынок своей зоной, с тоской вспоминали о временах, когда рынок стоял под командой Черного. Но Черного ликвидировал Курбаши, потом Курбаши ликвидировала милиция, а Штангиста в состоянии средней ужратости застрелил собственный охранник по так и оставшейся неизвестной причине, потому что другой охранник, намереваясь