тоже.
– Пушкин, Пушкин, слышишь меня?
Хо, а УКВ-то пашет!
– Да! Говори!
– Я тут пробовал до наших внизу докричаться! Связь немножко работает! Мне какой-то кретин попался, не мог понять, кто я и откуда взялся! А потом трах-тарарах – и все, конец сеанса!
– Плохо!
– Очень! Ну что, Саша, прыгать будем?!
Мы оба – я и Меркулов – орали как резаные, хотя канал между нашими машинами работал идеально.
– Не уверен, что это хорошая идея!
– Я, если честно, тоже!
Мы уже пролетели космодром и теперь под нами проносился довольно однообразный, так сказать, пейзаж: белое всё, белое, бесконечно белое… Я подумал, что вот ведь жизнь как интересно устроена: и Меркулов, оказывается, может быть в чем-то не уверен!
– Знаешь что, давай еще один заход сделаем и оба попытаемся связаться с нашими!
– Ну давай…
Никакого результата. Нас вдобавок обстреляли. Причем, по-моему, обе стороны.
– Пушкин, а Пушкин?
– Слушаю.
– Может, рванем на третий космодром?
– Это ничего не даст. – Я поразился тому, как твердо, отчужденно и властно зазвучал мой голос. – Вот что, товарищ капитан-лейтенант. Летим на юг.
– Чего?!
– В донесении Иноземцева указано, что он оставляет вымпел «Ксенофонт» над Южным полюсом. То есть авианесущий Х-крейсер, с которого взлетели курьерские «Орланы», сейчас находится где-то там. Чтобы увидеть вспышки сигнальных фоторакет. Забыл?
– Соображаешь. И что мы будем там делать без указаний Пантелеева?
– Не знаю. Выйдем за атмосферу и попробуем привлечь к себе внимание «Ксенофонта».
– Как? Руками помашем?
– Может, и руками… По обстановке решим. Ты давай лучше курс меняй, а то нас сейчас над озером зенитки пощекочут.
– Ишь, раскомандовался, – одобрительно проворчал Меркулов. – Ладно, Саша, решение твое поддерживаю. Полюс так полюс.
Стоило нам лечь на новый курс, как радары сообщили о появлении гостя. Одинокий флуггер приближался к нам с востока.
– Видишь? – спросил Меркулов.
– Вижу. Пилот – тюха, плохо идет, сразу на высоту забрался… Его сейчас с земли из любой точки завалить можно.
– У меня определяется как «свой».
– А у меня – «неопознанный».
– Я его сейчас вызову.
Меркулов несколько раз пробовал связаться с неизвестной машиной, но безуспешно. Тем временем флуггер, идущий на сверхзвуке, приблизился, и его смогла захватить моя оптика.
Кажется, «Горыныч». Скажем так: если это наш флуггер, то я бы назвал его «Горынычем». Если же не наш, а клонский, то это малосерийный «Джерид».
– Давай ты.
Я перебрал все каналы, но ответа не получил.
Внезапно мне стало не по себе. Ладно мы летаем, у нас донесение для Пантелеева. А этот чего подорвался?
– Он уже у нас на хвосте, заметил? – спросил я.
Капитан-лейтенант долго не отвечал, а когда отозвался, голос у него был скрипучий, сдавленный.
– Заметил.
– Может, вальнем его?
Снова пауза, будто Меркулов некстати дался тягостным раздумьям над судьбами нашей родины.
– Зачем?
– Для профилактики.
– Брось.
– У меня защита хвоста сигналит. Облучение радиоприцелом.
– Это не он.
– Откуда уверенность?
– От радара.
Ой, мама… Групповая скоростная цель! И притом сравнительно близко! Тоже, надо думать, не дураки, идут на предельно малой высоте и только сейчас вышли из радиотени очередного кряжа.
– Фантом выпускай!
Меркулов не ответил.
– Отзовись!
Капитан-лейтенант молчал. Но, увидев, как от его «Дюрандаля» благополучно отделились обе половины фантома, я сделал вывод, что у него все более-менее в норме.
Так же молча Меркулов провел грамотный отворот со снижением, еще теснее прижимаясь к земле. Я повторил.
Клонские истребители (кто б сомневался, что групповая цель – это они?) с радара пропали. Станция защиты хвоста заткнулась, а значит, супостаты тоже потеряли нас из виду.
Неожиданно ожил приемник. Вызов на четвертом канале.
– Вызываю флуггеры на курсе сто семьдесят!
– Вас слышу. Назовите себя.
– Данкан Тес, пилот русского флота. Вы Меркулов?
Так вот кто у нас на хвосте висит… Ну до чего же фронтовой мир тесен! Дантес, здравствуй моя радость, не успел соскучиться… И как это трогательно, услышать из уст американца: «Пилот русского флота»!
– Я лейтенант Пушкин. Капитан-лейтенант Меркулов в соседней машине. Что вы здесь делаете?
– Мы с Тексасом видели, как вы взлетаете. Поговорили с солдатами, решили помочь. Тексас сбит огнем с земли. Я один здесь.
– Спасибо, Данкан. Если хотите – присоединяйтесь. И предлагаю меньше болтать.
Я хотел добавить короткое «аспиды неподалеку», но сделал скидку на иностранца. А вдруг он еще не научился понимать наш пилотский жаргон? Пришлось объяснять более пространно, хотя сам же я и предложил болтать меньше:
– В тридцати пяти километрах от нас на малой высоте идут конкордианские истребители.
– Я знаю. Беру их на себя. Назовите ваш будущий курс, чтобы я знал где догнать вас потом.
«Куда тебе, дитя прерий, тягаться с четверкой, а то и шестеркой „Абзу“? Уделают они тебя. И хорошо еще, если не всухую».
Впрочем, до этого ли мне? Если товарищ Дантес хочет отдать свою жизнь за товарища Пушкина – имеет право. И уж подавно имеет право не выслушивать нудные нотации о том, что гибель его будет бесславна и бессмысленна.
– Генеральный курс сто восемьдесят и так до самого полюса. Скоро высоту наберем, иначе топлива не хватит. Как поняли, Данкан?
Но парень исчез из эфира так же внезапно, как и появился. Зато вернулся Меркулов. Правда, говорил он так, будто при каждом слове в него вбивают по гвоздю и ему приходится замолкать, чтобы перетерпеть очередную вспышку боли.
