на Решетникова, строго спросил его:
– Когда это у вас началось?
Решетников затрепетал. Он понял, о чем спрашивает этот суровый врач.
– Что вы имеете в виду? – пролепетал он.
– Вы прекрасно знаете, о чем идет речь!
– Не понимаю.
– Половое влечение к трупам.
Виталий густо покраснел. Его тайна раскрыта. Егор Васильевич продолжал расспрашивать:
– И что, с живыми женщинами в контакт вы не вступаете, или может быть с мужчинами? Неужели только с мертвыми? Ответьте мне, голубчик.
– Я все-таки не понимаю, что вы от меня хотите?
– Все вы прекрасно понимаете, – Егор Васильевич даже немного подобрел, а его стальной взгляд смягчился, но перепуганный чуть ли не до смерти Решетников этого не заметил. – Ну не буду больше вам докучать. Работайте спокойно. И вот, что я вам посоветую. Держите язык за зубами. Нам это обоим нужно. Не так ли?
После этого он ушел, не говоря больше ни слова. И ни разу больше не заговаривал с Виталием Решетниковым ни о чем, и не замечал его, как и прежде. Словно этого разговора и не было. Виталий даже иногда сомневался. Может, и впрямь причудилось?
Но ненависти он своей не потерял.
Вот и сейчас, как только за Егором Васильевичем закрылась дверь, он кинулся туда, откуда тот вышел и бросился искать женщину со светлыми волосами. Он нашел ее не сразу. Но когда нашел, то вынул ее из морозильника и долго рыдал над нею, перебирая руками ее совсем еще недавно прекрасные, а теперь испачканные кровью, светлые волосы.
4
Под утро Маше Александровой приснился сон, который напугал ее чуть ли не до полусмерти. Она проснулась вся в холодном поту и дрожью во всем теле.
Ей снилось, что она заснула летаргическим сном, и медики подумали, что она умерла. Ее отправили вниз в морг. Она все видела и слышала, но ничего не могла сделать, чтобы дать понять врачам и сестрам, что она не умерла, что она жива, и что не надо ее никуда отправлять. Но никто ее не слышал. Для всех она была мертва.
«Что будет с Женей, когда он придет к ней, а ему скажут, что она умерла?» – думала Маша, когда ее везли на каталке вниз. Она была накрыта простыней с головой, но почему-то все видела и слышала. «Может быть, я в правду умерла? – думалось ей. – И это моя душа видит все, что происходит». От этих мыслей ей стало очень плохо. Хотелось закричать, зарыдать, но она не могла, и от этого было всего ужасней. «А мой ребенок? Неужели он тоже умер? О, нет, господи! Этого не может быть! Спасите моего ребенка, если вам на меня наплевать!» Но ее опять никто не слышал. Старая санитарка, молча, продолжала катить свою ношу. Какой длинный путь! Вот она спускается куда-то на лифте. Лифт длинный, темный.
– Сейчас приедем, – пробормотала санитарка.
Маша обрадовалась. Раз санитарка с ней разговаривает, значит, она догадалась, что она жива, и значит, она сейчас повезет ее обратно. Но нет, этого не случилось. Санитарка снова покатила ее, теперь уже по узкому длинному коридору. На нее она не смотрит. Вот они въехали в какое-то помещение. Тут за столом сидит парень в очках и в белом халате и что-то пишет. Санитарка заговорила с ним. Она сказала, что привезла поступление. Так и сказала: «поступление», как будто Маша даже не человек вовсе. А этот парень так внимательно смотрит на нее. Может быть, хоть он поймет, что она не мертва? Надежда снова затеплилась в Машиной душе. Но снова разочарование. Парень записывает ее данные в журнал и открывает какую-то дверь. Что это? Они вдвоем вкатывают ее в эту дверь. Как здесь холодно! Но что они делают с ней? Маша не сразу поняла, что с нее сняли простыню и теперь ее раздевают. Да ее раздевают. Совсем. Догола. Ой, как стыдно! Она вся дрожит, но ничего не может сделать, только видит, что и на других столах тоже лежат люди, и они тоже голые. Голые, лежат и все смотрят на нее. Кто с жалостью, кто с насмешкой, кто равнодушно. Так их всех много. И вот она тоже совершенно голая лежит на столе, куда перенес ее этот парень в очках. Он опять так внимательно смотрит на нее, что ей становится стыдно.
Санитарка что-то сказала и ушла. И укатила с собой каталку, на которой привезла Машу. Все! Теперь Маша окончательно поняла, что она умерла.
Парень вышел, но свет не выключил. Наверно забыл. Люди на соседних столах вдруг все садятся и опять смотрят на нее. Машино сердце разрывается от страха, так она их всех боится. Что они будут с ней делать? И вдруг этот парень возвращается. Маша глядит на него, и ей становится еще страшнее, потому что он тоже совершенно голый. И идет прямо к ней. А какой у него огромный член, ужас! Боже, что ему от нее нужно? Зачем он берет ее грудь, зачем он гладит ее?
Маше очень стыдно. Она вся горит от стыда и опять ничего не может сделать. А парень продолжает ласкать ее. Он уже не только гладит всю ее обеими руками, но он целует ее. Засовывает свой длинный язык ей глубоко, глубоко. И ей это приятно. И от этого она еще больше стыдится. И боится. Она понимает, что изменяет Жене, и от этого ей страшно и стыдно. И приятно. Какая же она сволочь! Никогда Маша не подозревала, что она такая сволочь. Как она теперь будет смотреть Жене в глаза? Ах да, она же теперь мертвая, ей теперь все равно. И все-таки, бедный Женька! «Я все равно люблю только тебя». А мертвецы сидят на своих столах и смеются над ней. Какие у них страшные лица. И почему это они смеются над нею? Понятно. Парень уже лежит на ней, он проник внутрь. Но он же может повредить ребенку! Если бы Маша могла, она перегрызла бы этому подонку глотку. Но она не может ничего сделать с этим поганцем, который насилует ее – мертвую. Она уже больше не чувствует кайф от секса. Теперь ей противно, и она желает, чтобы все это скорее кончилось. Неужели ей никто не поможет?
Вдруг помощь сваливается прямо с неба. Кто-то сильный и злой хватает очкастого парня за волосы и отдирает его от нее. Парень кричит, но этот кто-то швыряет парня к стене, и тот стукается об нее головой. Раздается треск, по стене разбрызгивается кровь. Парень оседает на пол и больше не двигается.
– Она моя! – кричит спаситель и подходит к Маше, и та видит, что это заведующий хирургическим отделением Егор Васильевич, и волосы встают у нее на голове дыбом от ужаса. Глаза у него такие злые и страшные, что даже мертвецы его испугались и куда-то все попрятались. А он достает свой скальпель и
