точно не знал. Может быть, его, как лавину, стронет прямое попадание позитронного заряда ягну через каких-то две минуты. А может, оно погодит и наступит лишь спустя часы и дни… Но прежним он уже не останется, нет.
Разгон.
Х-переход.
Доклады из отсеков:
– Есть контакт с архонтессой!
– Трещина в люксогеновом дюаре левого Х-двигателя!
– Тяга на маршевые!
– Импульс на маневровые!
«Началось… – удовлетворенно подумал Комлев сквозь отступающий сизый морок Х-матрицы. – Только что там у них с дюаром? Неужели действительно лопнул?»
Не теряя ни секунды, Часомерский сориентировал «Ретивый» на архонтессу.
Штурман Рязанский произвел прокладку гладкого параболического курса с учетом убегания архонтессы ягну по орбите.
Открылись пусковые шахты зенитных ракет. Зажужжали сервоприводы артиллерийских башен. В носовом торпедном погребе, куда еще на Певеке с превеликими усилиями затолкали гроб спин-резонансного сканера, группа технарей подала на аппарат высокое напряжение.
– Первый каскад мощности маршевых!
– Второй каскад, третий!
Девять хризолиновых дюз с субрелятивистскими скоростями вышвырнули факелы раскаленной плазмы. Фрегат понесся вперед.
Меньше минуты потребовалось операторам систем слежения, чтобы захватить архонтессу ягну тремя метровыми объективами и подстроить систему автофокусировки. После этого отфильтрованный и доработанный парсером видеопоток был передан на мониторы ГКП.
Комлев уже видел фотографии архонтессы, но те были довольно паршивенькие и поразить его траченное жизнью воображение не смогли. А вот сейчас, вживую…
Комлев поежился. Ему вдруг вспомнилось, когда его младшая дочь Леся была розовощекой ясельной крохой, она называла все, что будило в ней страх, «бабаем». А если «это» имело ярко выраженные женские черты (сюда относились и мультяшные ведьмы, и грудастые скифские бабы из Музея Природы), она говорила «бабайка».
Архонтесса была настоящей «бабайкой».
Имея простую, эмоционально нейтральную геометрию – почти правильный октаэдр, – архонтесса при этом что-то очень нехорошее проделывала с отраженным светом и даже с самим пространством вокруг себя. Ее поверхность давала тревожный чугунно-серый отлив. А звезды, что виднелись близ ее кромки, дрожали словно бы в злом, упругом мареве.
Операторы поигрались с увеличением телескопов, стремясь вычленить нерегулярные элементы архитектуры этого грандиозного инопланетного корабля.
Нахмурив брови, Комлев рассматривал глубокие каналы, опоясывающие архонтессу по ребрам октаэдра. Сеть куда более узких и мелких борозд покрывала треугольные грани архонтессы, формируя тошнотворно повторяющийся узор, который сообщал любознательному человеческому глазу уныние и страх…
«Хоть бы скорее ее грохнули уже, мерзость эту…» – добела сжав пальцы в кулаки, подумал Комлев.
– Скорость сто! – звонко отрапортовал штурман Рязанский.
– Хорошо, Сережа, – удовлетворенно отозвался Часомерский. – Что там с коррекциями, определился?
– Определился… Дам первую через полминуты!
«Скорость – сто? – рассеянно подумал Комлев. – Сто… Сто километров в секунду?! И тягу не убирают?! По-прежнему семь g?!»
Комлев знал, чем чревато такое длительное действие сильной перегрузки. И ему было уже заранее жаль своего здорового, сильного, но уже не такого молодого тела, каждая мышца которого была выращена и выхолена им с таким трудом…
– Лука Святославович, разрешите обратиться! – Комлев с усилием повернул голову к распластанному рядом в противоперегрузочном кресле каперангу.
– Охо-хо… – простонал Поведнов. – Не вовремя ты, Володя… Перегрузка проклятая суставы крутит… Ну, давай спрашивай.
– Я вот думаю, если у них на левом Д-2 дюар треснул, так, может, и с правым не лады? Может, я в двигательный схожу?
– Ну и куда ты по семи g сходишь? – с издевкой поинтересовался Поведнов.
– У них скоро должно быть технологическое отключение тяги, чтобы хризолин не поплавить… Я бы и проскочил.
– Сиди уже, скакун! Без тебя в двигательном умников хватает… И каждый со своей кувалдой…
Поведнов закряхтел, похохатывая.
Каперанг оказался прав – хитроумный Часомерский, не желая резко сбрасывать темпы набора скорости, отключал дюзы попарно, и промежутка для «заскакивания» в двигательный так и не случилось – при пяти g без экзоскелета тоже особенно не попрыгаешь…
Расстояние до архонтессы стремительно сокращалось.
Когда они прошли контрольную точку «пятнадцать тысяч», Часомерский скомандовал:
– Включить СР-сканер! Пост дальней связи – как слышите меня?
– Слышим нормально, – отозвались связисты.
– Пробейте на «Камрань» контрольный пакет и запросите подтверждения. Хочу проверить, как Х-связь работает, – зачем-то пояснил он Поведнову.
– Работайте, работайте, золотой мой, – как-то очень по-стариковски поощрил его каперанг.
Комлев быстро прикинул в уме, что через две минуты они будут уже над архонтессой.
Прохождение вдоль нее займет секунд семь.
Но какими будут эти секунды!
Сущий ад…
Однако ад начался раньше.
Ягну приготовили «Ретивому» жаркую встречу.
– Товарищ командир! Наблюдаем две групповые цели! – Голос старшего офицера ПКО срывался. – Пеленг на первую: ноль. На вторую – семь.
«Пеленг – „ноль“? Да они же прямо по курсу!» – сообразил Комлев. На его раскаленном лбу выступило несколько капелек пота.
– Это хоть кто? Паладины? – с ленцой спросил Часомерский.
– Там, похоже, разные есть… Часть – паладины. А часть – даже не знаю. Кто-то покрупнее…
– Наверняка корветы, – устало проскрипел Поведнов. – Их много было в радиообмене эскадры Иванова…
– Да какая нам теперь разница? Валить будем всех! – запальчиво заявил Часомерский.
– Разница есть, – хмуро возразил Поведнов. – Немедленно бросайте всю энергию на носовые генераторы щитов… С корветами шутки плохи… Бьют так, что костей потом не соберешь. Про вас не знаю, а я лично еще у племянницы на свадьбе погулять рассчитываю!
«У племянницы – это значит у Любавы…» – с тоской подумал Комлев. С дурной неотвязностью перед ним встала смуглая полунагая девичья фигурка, скорчившаяся на скамье ночной раздевалки. Несколько секунд ему было больно. Очень больно. Но потом боль ушла.
Как и любой встречный бой в космосе, этот начался внезапно, прошел сумбурно и оставил после себя долгое яростное послевкусие.
– Боевые части на дистанционный подрыв! Ракетный залп по групповой цели на пеленге ноль! – скомандовал Часомерский. – Пилотам разрешаю любые маневры уклонения!
Ракетные шахты фрегата озарились бледными вспышками. Навстречу врагу устремились худощавые щучки зенитных ракет «Вспышка».
