Ваня недоуменно на отца глянул, к мечу даже руки не протянул.
– Что ты такое говоришь, царь отец? Не могу я сделать этого?
– Это почему же? – удивился царь. – Боишься?
– Не боюсь нисколечки. Да только, тот, кто со зверем сразился в поединке честном, в бою не на жизнь, а на смерть, тот только его убить и может. Таков закон охотничий. Такова Правда лесная. И сердце его съесть и силу принять противником поверженным тоже только он может.
– Верно говоришь, и Правду верно знаешь, – ответил довольно Дубрав и повернулся к поверженному животному. – Честно я тебя убил, не предательски. Не держи на меня зла, гордый царь лесной, прости за жизнь отнятую и отправляйся с миром в свой последний путь.
Сказал так Дубрав и единым взмахом избавил зверя от страданий. Подбежали к нему дружинники, охотники, собаки верные с победой поздравляют. Егеря костры зажигают, стольники тут же в лесу столы накрывают, бочки с вином раскупоривают, к пиру готовятся. По всему лесу торжество царское слышно.
Уже вечером за столом, когда Дубраву поднесли сердце тура зажаренное, он кусок от него отделил и сыну протянул:
– Ешь, набирайся силы государя лесного.
– Но Правда… – хотел было возразить царевич.
– Ешь! – перебил его Дубрав. – И не спорь со мной. Мое слово – Правда и есть. Копье мне вовремя подал, ни мгновением раньше, ни мгновением позже. Значит и твоя доля в моей победе есть. Так что ешь, раз царь велит, выполняй, что отец приказывает.
И Ваня послушно вцепился зубами в капающий жиром и дымящийся жаром кусок мяса.
На следующее утро, как только рассвет позолотил верхушки безбрежного лесного моря, сложили охотники шатры шелковые, сели на коней и выехали в чистое поле. Егеря подбежали и царю с царевичем по соколу протянули.
– Эх, погоняемся за птицей быстрой! – воскликнул Дубрав. – Давненько не бил я с лету белого лебедя и серую утушку, журавля серебряного и пеликана золоченого.
До полудня забавлялись охотники соколиной охотой, все стрелы поистратили, зато и птицы набили несчетное количество. Царевич Ваня ни на шаг от отца все это время не отставал, делал все, что он делает, повторял каждое его движение. И несколько раз так из лука лихо стрельнул, что Дубрав даже позавидовал.
– Хорошо стреляешь. Прямо в сердце бьешь без промаха. Где такому искусству обучился? Тоже у дьякона?
Ваня засмеялся:
– Нет не у дьякона.
– А где же тогда?
– В саду боярина Добробрюха. С друзьями яблоки сбивал, вот и научился.
Дубрав расхохотался:
– И я мальцом этим делом баловался.
Когда соколиная охота наскучила, выехали они к реке Дунеп, расправили невода шелковые, сети серебряные и стали рыбу ловить. Целую гору к вечеру наловили и севрюги и стерляди, и щуки с осетром, и корюшки с пескарем, и Сома Сомовича и Ерша Ершовича. Так что и на уху жирную наваристую хватило рыбешки мелкой, и на подносах серебряных горы мяса рыбьего. Наелись все до отвала.
А с Ваней царевичем во время ловли рыбы и вовсе история произошла необыкновенная. Да такая удивительная, что он о ней и рассказывать никому не стал, решил, что не поверят ему, засмеют только.
Как уху варить начали, так решил он искупаться в воде прозрачной, освежить да напоить водной силой тело от охоты уставшее. Охладить кровь горячую. Разделся и с высокого берега в воду бултых, только круги пошли в разные стороны. Плавал он ничуть не хуже рыбы любой, очень скоро на середине реки оказался, на спину лег, в синее небо поглядеть решил. Лежит, отдыхает, облака считает. Вдруг чувствует, что-то холодное и скользкое его спины коснулось. Протянул руку и хвать! Смотрит, в ладони у него малек бьется. То ли осетр маленький, то ли стерлядка.
– Отпусти меня, царевич Ваня, – человеческим голосом говорит. Тихо, словно шепчет. Оно и понятно. Рыба ведь. – Ни к чему я тебе. Ухи из меня не сваришь, и уж тем более голод не утолишь. Отпусти, любое твое желание выполню?
От удивления Ваня чуть не захлебнулся. Слышал он, конечно, что рыбы разговаривать умеют, когда хотят, да только своими ушами впервые услыхал. Разжал он руку и выпустил малька на свободу:
– Плыви, детеныш рыбий, да в следующий раз не попадайся. И ничего мне от тебя не надобно. У меня и так все есть.
Малек махнул хвостом, шаловливо улыбнулся мальчику, водой в лицо ему три раза плеснул. И приговаривал при этом:
– Это сейчас тебе ничего не надо, а в жизни многое, что сгодиться может. Я не просто малек, я царская дочь, речная принцесса. Король Осетр и Королева Стерлядка родители мои. Я у них единственная. За то, что не стал обижать меня, и на волю выпустил, наделяю я тебя даром понимать язык зверей лесных, птиц небесных, рыб речных и морских, деревьев и трав. Прощай, царевич Ваня. Больше мы с тобой уже не свидимся.
Растерянный на берег вернулся мальчик. Не верится ему в происшествие с ним случившееся.
Настал третий день. Последний для охоты царской.
– На кого пойдем? – спросил царь дружинников. – На вепря, кабана неразумного и дикого яростного, или на медведя, что мед с пасек ворует?
