непосредственно перед вылетом, наверное, чтобы ободрить. — Никто не даст испытывать недоведенную машину на территории ОН. Да еще с такой славной историей: пять прототипов погибли в режиме автоматического пилотирования. Пять! Так что будьте осторожны и не забывайте выключить защиту перед входом в атмосферу. И вот еще что: не очень откровенничайте с Гомесом! Он стукач концерна. Я вас просто предупредил как русский человек русского человека. Поосторожнее с ним. Ну что, ни пуха и мягкой посадки!
— К черту! — ответил я, и мы улетели на паром, который домчал нас до Фтии.
Испытания шли по плану. Да они просто отлично шли!
«Дюрандаль» слушался хорошо. Машина мощная. Не такая тяжелая в маневре, как «Хаген», но и не юркий «Горыныч». С фигурами высшего пилотажа возникали определенные проблемы, и я подозревал, что в атмосфере будет еще хуже. То есть весь обязательный спектр мы откатали без замечаний, но время реагирования флуггера на управляющие импульсы было близко к аховому. Тормоз наш «Дюрандаль». Утюг. Ну да это я «Горынычем» избалован, вертким, как змея.
Зато управлять им было невероятно легко. Мощнейший парсер, отличное программное обеспечение, удобный, продуманный пульт, эргономика органов управления и просто феноменальная механизация! Флуггер как будто сам собой управлял. Человекозависимые параметры стремились к необходимому минимуму, что, конечно, сказывалось на экстремальной маневренности.
Но научиться управлять им «от и до» смог бы кадет второго курса. Превосходная массовая машина, рассчитанная на обычного среднего человека, а не на гениального мастера. Именно то, что нужно — настоящее оружие победы! Гениев-то среди пилотов, как и везде — кот начихал…
И щит, товарищи! Вот чудо так чудо! По статистике тридцать семь процентов потерь приходится на энергетическое оружие, которое в космосе имеет дьявольскую дальнобойность и, самое главное, минимальное время реагирования. Попал в прицел, считай — покойник. Скорость света есть скорость света. За списанные тридцать семь процентов я готов был влюбиться в этот летающий утюг с массивной «лопатой» добавочных носовых плоскостей — поблизости с которыми, кстати, пряталась передняя группа эмиттеров защитного поля.
Изнывая от восторга, я нажал гашетку и «Дюрандаль» Гомеса оплыл по контурам синеватым огнем. Поле работало!
— Хорошо! Хватит с нас на сегодня, — сказал он с нескрываемым облегчением. — Снижаемся, идем на Фтию. Нас ждет третий пункт программы: каньон Рахель. Пристраивайся за мной. Поле можно выключать, скоро атмосфера.
Я пошарил по пульту взглядом. Приборная панель была с испанскими буковками, так что ваш покорный слуга с непривычки слегка тормозил. Ага, вот он, тумблер «ESCUDO», переводим в нижнее положение.
Пока снижались, пока входили в атмосферу (автопилот вез, ежу ясно), я любовался ладной, какой-то старомодной приборной панелью. Все критичные органы управления были выполнены в виде ухватистых рычажков и ужимистых кнопок. И это хорошо, чувствуется старая школа. Не доверяю всем этим голографическим меню и виртуальным перчаткам.
Наш инструктор Станислав свет Сергеевич Булгарин ругал подобные изыски «выртуальной хэрней», и был прав — ну а если в решительный момент что-нибудь сломается? Нет, старое доброе реле ничто не заменит. В бою хорошо то, что можно потрогать руками!
Вошли в атмосферу.
Душа привычно заныла, когда фонарь кабины принялись щекотать огненные щупальца при прохождении плотных слоев. Получили добротные 6g перегрузки, снизились до эшелона десять тысяч.
Фтия встретила нас приличной турбулентностью и могучим облачным фронтом.
— Андрей, сейчас будем снижаться. До Рахели всего триста километров.
— А почему не проложили маршрут через Долину Гейзеров? Там красиво! Даже чоруги платят хорошие деньги, чтобы там прогуляться, а у нас программа «все включено».
— Накушался я, Андрей, меня красоты больше не трогают. Совсем.
— А что трогает?
— Трехэтажное пьяццо на Корсике, джакузи и две загорелые малышки, которые подтаскивают мохито и не трахают голову. Одна рыжая, другая брюнетка.
— Да, две малышки в джакузи — это хорошо!
— Поменьше иронии, коллега! К тридцати пяти начинаешь смотреть на мир другими глазами. Тебе двадцать три? Поговорим о Долине Гейзеров через двенадцать лет, когда будем валяться на пляже и пить ром.
— Ловлю на слове. Ты женат, Фернандо?
— Был женат. Теперь нет.
— А почему?
— Во-первых, профессия не позволяет. Я не настолько больной сукин сын, чтобы заставлять какую-то женщину думать одинокими ночами — вернется муж с испытаний в цинковом ящике по частям, или на своих двоих. Во-вторых, я не настолько больной сукин сын, чтобы какая-то женщина запрещала мне, мужчине, делать то, что матушка запрещала мальчику. В-третьих, а как же две загорелые малышки? Боюсь, сеньоре Гомес они не понравятся!
— А как же любовь? Не стоит зарекаться!
— Через двенадцать лет, Андрей! Через двенадцать лет жду тебя на Корсике! Тогда поговорим.
— Принято!
— А теперь бери ручное управление и слезай с моего хвоста. Снижаемся до эшелона полтора и поодиночке выходим в каньон. Курс север-северо-запад.
Плоскости ведущего показали закрылки, вспыхнули носовые маневровые, и он круто ввинтился в туманную дымку, выкрасившую пейзаж светло-серым на два горизонта.
Скорость в районе полутора Махов, высота двести метров. Развлечение не для слабонервных. Мимо меня неслись скальные стены в зеленой штриховке размытых до неузнаваемости деревьев. Под брюхо валилась земля, а по ушам топтался голос ведущего.
— Держи скорость и не поднимайся выше двухсот! Дистанция не более километра, не отставай!
Я не отставал, вспоминая, что очень давно не практиковался в подобных упражнениях, и это добавляло остроты. Тем более что это «очень давно» проходило в кабине «Горыныча», а не туговатого «Дюрандаля».
Каньон — огромная змеящаяся расселина в теле планеты. По прямой — километров триста двадцать, но нас, учитывая прихотливые изгибы исполинской каменной змеи, ждали все пятьсот. Каньон достаточно широк, в нем множество столовых гор и хватит места для маневров целого авиакрыла, но Гомес выбирал узины на грани допустимого риска.
Пару раз я щекотал крылом землю в крутейших виражах меж скалами, отчаянно подрабатывая маневровыми, чтобы вписаться в поворот. На такой высоте смешная скорость звука воспринимается совсем иначе!
Мы неслись над поверхностью, а нас догонял сплошной фронт ударной волны. На гражданке многие уверены, что флуггер грохочет, как из пушки, когда пересекает звуковой барьер. Так вот, это заблуждение. Обогнав звук, тело порождает непрерывную волну, которая идет с закономерным отставанием, вышибая из земли песок и цивильное удивление из вас, мои маленькие прыщавые друзья!
Да, было нервно. Но ко всему привыкаешь. И все кончается. Однако не надо забывать, что все кончается по-разному.
Судя по карте, каньон закладывал последний поворот, что визуально подтверждалось неуклонно понижающимися скалами. Оставалось минут пять лету, когда Гомес напряженно процедил:
— Прямо по курсу четыре флуггера, идут параллельным курсом с превышением три.
— Вижу, — ответил я, взглянув на радар. — Два «Сокола» и два тяжелых истребителя «Рокот». Скорее всего это «Алые Тигры»! Только у них здесь есть «Рокоты». Если их не трогать, они не полезут.
— Ты уверен?
— Мы им не мешаем, они нам. С «Алыми Тиграми» проблем не бывает, если они сами того не хотят. Если б они хотели, мы бы уже знали.
