Координаты тоже соответствовали астероиду поперечником триста километров, но находящемуся в другом месте системы, в астероидном поясе Шао-АП-2. Наша эскадра совершила Х-переход в указанную точку, и мы подняли флуггеры. В итоге мы полдня тщетно искали малейшие признаки присутствия пиратов. А потом два наших «Пайвара» и четыре сопровождавших их «Варэгны» напоролись на минное поле из кустарных и поэтому не идентифицированных как мины так называемых «адских машин». Безвозвратные потери составили один «Пайвар», три «Варэгны» и восемь членов экипажей. А теперь прощайте.
Развернулся и ушел.
— До скорого свидания, — сказал я ему в спину.
Ну какое, скажите на милость, «прощайте»? Пехлеваны очень туго соображают насчет иронии и прочих тонких смысловых девиаций. А капитан Кавос, насколько я успел его узнать, в этом отношении вне конкуренции даже среди пехлеванов. Аристократия!
Меня заключили под стражу. Четыре солдатика из касты демов. Здоровенные такие лбы, а лица у всех как под копирку — клоны. Как их начальство различает, вот что интересно?!
Спасибо, что в карцер не пришлось идти по моей личной доброй традиции, которая поперек горла уже. Сидел я в ангаре возле собственного флуггера, моего верного «Хагена». Сидел и ждал, что там клонское командование нарешает. Поскорее бы…
И вот, представляете, дежурный что-то рявкнул на фарси, аж эхо заметалось меж переборок. Думаю, что-то вроде нашего: «Смирно! Офицер на палубе!» Только с этим в военфлоте не особенно чинятся — подумаешь, офицер на палубе! Люди заняты, зачем их отвлекать? Бывают, конечно, особые случаи. Но у собратьев по Великорасе все сурово — устав на марше круглые сутки.
Ангар на «Римуше» громадный. Тогда, вне боя, все ворота легких переборок были подняты, и создавалось впечатление бесконечного подвала с низкими, мощными перекрытиями. Низкий — это иллюзия — подволок ангара терялся на пятнадцатиметровой высоте. Но общая длина помещения превышала три футбольных поля, отчего казалось, что ты упираешься в подволок макушкой.
На каждом утолщенном шпангоуте, соответствующем воротам легких переборок, сверкал золотом фравахар — символ Благого Солнца, а под каждым фравахаром сверкали золотом погоны дежурного при полном параде.
Так вот, один такой расфуфыренный клон взял на караул и что-то гаркнул. В нашем секторе появился пехлеван. Он встал, оглядел палубу с замершими по стойке «смирно» техниками, и направился прямиком ко мне.
Я на удивление быстро узнал его. Это был старый знакомый Бахман Салехи — командир одной из эскадрилий «Римуша».
На лицах охраны проступили сложные служебные эмоции. Разговаривать с пленным не положено, а с другой стороны, попробуй вякни против потомственного пехлевана с такими-то погонами!
— Встаньте на путь Солнца, Бахман! — Я отдал честь, приложив кончики пальцев к своему летному шлему, который ради такого случая спешно нахлобучил обратно на голову.
— Не сворачивай, Андрей! — отозвался тот, вернув уставное приветствие.
Я собирался поинтересоваться его здоровьем, согласно клонским обычаям вежества, но Бахман жестом остановил меня и очень по-особому оглядел солдат охраны.
Такой взгляд невозможно выработать. Мало быть офицером, надо родиться аристократом, со знатными предками черт знает в каком поколении. Демы окаменели. Если раньше у них имелись сомнения, то теперь — все.
— Оружие на кар-ра-ул! Следовать за мной! — И обращаясь ко мне: — Пройдем, Андрей, тебя ждут.
— Но, простите, куда? Кто ждет?
— Всему свое время, Андрей.
— А мы ребят не подведем? — Я кивнул на солдат. — Капитан первого ранга Кавос…
— Капитан первого ранга Кавос приказал не спускать с тебя глаз. Вот они и не спускают. А я приказываю следовать за мной, так что все в порядке.
Подобная постановка вопроса внушала. Бахман — крупная птица в масштабах родного авианосца! И ведь имя мое запомнил! Приятно, блин!
Мы пошли… непонятно куда. Я, в ворованном скафандре «Гранит», могучий и величественный, как динозавр, четыре клона с автоматами и Бахман, в простом комбинезоне.
Куда он меня тащит?
По дороге выяснилось, что едва ли не вся палубная авиадивизия «Римуша» в курсе моей непростой истории — по крайней мере, того ее сегмента, который касается наотарских дел и последовавших событий.
— Мои братья сочувствуют тебе и считают настоящим ашвантом, Андрей. Поэтому прошу не рассматривать пребывание на борту как плен. Будем думать, что ты в гостях.
Ну что же, будем. По крайней мере, пока их начальство не отдаст противоположного приказа, который пехлеваны будут вынуждены выполнять. Прикажут считать вероломного Румянцева нечистым друджвантом, и куда деваться? Присяга, такое дело…
Я хотел выяснить, кто же меня ждет, раздумал — не так сложно устроен наш мир.
И я не ошибся.
Выгородка, где по идее должна была находиться раздевалка техников. Двери распахиваются.
— Заходи, Андрей, — сказал Бахман, и солдатам: — Задержанный будет находиться здесь до особых распоряжений. Заступить на пост!
Я перешагнул порог и нажал кнопку задрайки. Двери с шелестом сомкнулись.
Да, все точно: раздевалка. Ряды шкафчиков, скамейки…
Посреди комнаты стояла та, которую я жаждал увидеть и боялся увидеть. Лейтенант Рошни Тервани!
Крепко же ей досталось. Совсем исхудала, лицо ее, и раньше не крупное, осунулось, отчего глаза стали еще больше. Огромные, черные, родные в обрамлении ресниц, все таких же роскошных. Волосы собраны в пучок, анонимный комбинезон, высокие ботинки на вакуумных липучках… Она, мой свет…
— Что же ты, Андрей! — воскликнула Рошни. По-русски воскликнула, прошу заметить.
— Встань на путь Солнца, Рошни, — выдавил я в ответ, стоя столбом.
Она внезапно сорвалась с места, бросилась мне на шею и начала целовать: в губы, в глаза, в щеки, хоть и не больно ловко у нее выходило — в шлеме не понежничаешь. Я осторожно гладил ее гибкую спину, очень аккуратно, памятуя о мощных электромышцах своего «Гранита», не раздавить бы. Проклятый скафандр! Так хотелось обнять по-настоящему, чтобы кости затрещали! А никак.
Судя по всему, письмо она прочла. И поверила, без оглядки, как и положено, если любишь. Бог мой! Все мои страхи оказались пустыми, ведь она любит, любит! Как и клялась раньше, а слово пехлевана — тверже базальта.
Не буду пересказывать наш недолгий, но мучительный диалог. Почему мучительный? Да потому что недолгий, неужели не ясно! Я тогда понял, что с этой женщиной мне вечности мало, ибо с ней — час за секунду.
Мы говорили, говорили и не могли остановиться. Хорошо, что «Гранит» невозможно снять самостоятельно, а то я даже боюсь представить, что бы мы учинили. Поэтому — только разговоры; что тоже немало.
Рошни постоянно пропадала в космосе. Какие-то учения, затянувшиеся сверх норматива…
— Ага! — догадался я. — Ты поэтому так исхудала?
— Дурак ты мой летучий! Знаешь, как я извелась из-за тебя?! — ответила она и сделала совсем неочевидный вывод: — Я даже русский выучила!
— Я заметил, — сказал я уж вовсе невпопад.
Наплевать. Иногда не важно, что ты говоришь, иногда молчание или самая пустая болтовня равноценны самой возвышенной беседе. Да, так мы и говорили. Обо всем и ни о чем. Что я мог поведать? О многом, конечно! Но я не был уверен, что ей нужно знать подробности моей уголовной карьеры.
Поэтому я в основном расспрашивал. Но у Рошни присяга, так что тоже никаких деталей. Чем занимаетесь? Летаем. Вот и мы тоже.
