Юл кивнул. У него было в точности такое же чувство.
Говорить, однако, совершенно не хотелось.
Казалось, все слова уже были сказаны, и теперь оставалась лишь тишина. А все остальное — боль, скорбь, воспоминания — будет потом. Когда они возвратятся домой…
Прошел час. Мимо них целеустремленно пролетел инсектоморф.
Металлическая пчела проворно работала двумя парами крыльев и жужжала в полете, как целая пасека.
— Где-то неподалеку автоны, — отметил Штурман. — Хороший знак. Значит, холмы скоро кончатся.
Вокруг действительно не было ни одного побега металлокустарника — привычной детали ландшафта Пятизонья. Для них среди голых камней не находилось пищи, и очень может быть, что цель только что пролетевшего инсекта находится как раз возле тамбура портала. Автоны любят селиться близ тамбуров, где всегда кипит жизнь, запасы материи возобновляются пульсациями, там гарантированно можно поживиться сырьем для н-капсул и новых побегов.
— Лучше бы это была нормальная пчела. Так хочется меда! Обычного! Не синтетического! — размечтался Мизгирь, осторожно облизывая почерневшие губы. — Но сначала, конечно, воды.
— Пока что могу тебе предложить лишь успокаивающую нервы медитацию, — давясь сарказмом, заметил Штурман.
— Медитацию?
— Да.
— Мне две порции этой твоей медитации, пожалуйста. Со сметанкой.
Сталкеры шагали, слегка пошатываясь и одинаково тяжело дыша. События трагической встречи с «Гелиосом» теперь снова медленно ползли перед глазами Штурмана, дергаясь, рассыпаясь квадратиками и порой застревая на месте, как поврежденный медиа-файл нестандартного формата.
Возможно, барахлили имплантаты. Как знать?
Тогда Штурман прикрывал глаза и, чтобы как-то отвлечься, на ходу пытался представить себя со стороны: свои поступки, действия, слова. Но за всю свою жизнь он, видимо, так и не научился этому как следует.
Когда они наконец выбрались из каменных холмов, на землю уже лег сырой вечерний туман. Он висел на кустах грязновато-белыми простынями.
Однако это не были металлокусты автонов. Всего лишь обыкновенный чертополох и еще какие-то высокие зонтичные растения с высохшими коробочками семян. И ни одной н-капсулы!
Штурман никогда прежде не бывал в такой странной локации. И теперь, вглядываясь в сереющие дали, окаймленные рыжими облачками лесов, сталкер думал о том, что прежде он вообще не имел сколько-нибудь полного представления о Пятизонье. И в особенности о тех местах, где, подобно локации Киры, еще сохранялась органическая жизнь.
Тут же наблюдалось просто буйство органики!
Впереди, круто забирая вниз, тянулись зеленые луга озимых. Их окружали соломенные моря жесткой стерни.
По правую руку виднелись темные блюдца озер, чересчур правильных формой, чтобы быть естественными водоемами. Их соединяли тонкие штрихи каналов.
За озерами тянулись леса живых деревьев, они покрывали собой весь северный край горизонта. Еще Штурман заметил не то ферму, не то хутор на лесной заимке. Там, скорее всего, найдутся и молоко, и свежий хлеб, а в придачу…
— Командир! Ю-у-у-ул!
Штурман очнулся от того, что Мизгирь изо всех сил тряс его за плечи.
— А? Что такое? Ты чего?
— Нужно уходить, командир, — быстро проговорил крестоносец.
Юл увидел в его руках уже активированную рукоять энергетической «плети». А поверх головы крестоносца, за его плечом — чудом сохранившийся каменный сарай с зияющими тьмой дверным и оконными проемами.
У входа — полустертый знак, начертанный углем. Обычная стрелка с двумя наконечниками.
Тот самый знак, о котором сказал Слепой Тарас!
— Это метаморф? — кивнул он на поджидающий их живописный ландшафт.
— Да, — тихо ответил крестоносец. — А это портал?
— Да, — еще тише произнес Штурман. — Значит, так, дружище Мизгирь. На счет «три» ты резко поворачиваешься, и мы со всех ног бежим в дверь, над которой знак углем. И никаких «два с половиной», договорились?
Мизгирь молча кивнул.
— Раз, — прошептал Штурман, думая только о своей ноге.
— Да, — эхом отозвался шепот крестоносца.
— Три!
Они стремглав кинулись к сараю. Со стороны могло показаться, что два ободранных, обожженных и перемазанных мужика сдуру принялись бегать наперегонки.
И вдруг все, что стояло перед их глазами далеко впереди — леса, поля, луга, озера, даже крохотный хуторок на лесной заимке, — стремительно сорвалось с мест, помчалось, бросилось им вдогонку!
Но они были очень быстры.
Их опередили только кусты — чертополох и зонтик с высохшими коробками семян. Зонтик, вдруг выросший вдесятеро против прежнего размера, ударом могучей кроны с грохотом переломил над головой Штурмана балку дверного проема. Но Мизгирь резко рванул товарища за руку и втащил за собой внутрь сарая.
Следом за ними туда влетели несколько багрово-черных колючих шаров чертополоха и целый залп разрывных гранат-семян зонтика.
Но Юл уже отчаянно скакал на одной ноге вслед за крестоносцем куда-то вниз, вглубь, в обволакивающую черноту. Туда, где никогда отродясь не было ни лестниц, ни ступеней.
Почти сразу у Юла активировался маркер.
Вслед за тем что-то пискнуло в кармане Мизгирева черного комбинезона. Но к тому времени Юл и без того знал, что они прорвались. Нефритовый Уроборос на его груди быстро наливался уютным, ласковым теплом. От этого у Штурмана было непривычно горячо на сердце и еще как-то странно чесались глаза.
Он сделал все, как велел Слепой Тарас.
Стащил с руки металлоперчатку…
Вынул из-за пазухи нефритового Змея, уже преисполнившегося мудрости кристального разума…
…И осторожно сжал его непослушными пальцами.
А потом они оба, Юл и Мизгирь, затаив дыхание смотрели, как медленно размыкается темно-зеленое кольцо змеиного тела, как Уроборос выпускает из пасти свой хвост и вновь застывает, но теперь уже разомкнутым полукольцом.
Маркер просканировал состояние портала, светящаяся стрелка индикатора застыла на «Стабильно», и Юл с глупой улыбкой, не сразу попадая пальцами, ввел координаты Курчатника. И вложенной в него папки «Итака».
То же самое, но с другим адресом назначения и гораздо быстрее проделал со своим маркером Мизгирь. У него уже произошло соединение, и теперь он терпеливо ждал Штурмана.
Наконец соединение завершилось, и Юл увидел, как на маркере вспыхнула и запульсировала бледным синим светом надпись: «ОТКРЫТЫЙ КАНАЛ»!
Ему показалось, что слезы и вправду навернулись в этот миг на его глаза. Юл взглянул на Мизгиря и увидел в спокойных глубоких зрачках крестоносца сочувствие и понимание.
«Я потерял двух старых друзей, но теперь, кажется, нашел нового», — подумал он.
А вслух произнес:
— Ну что, будем прощаться?
Они пожали руки, похлопали друг друга по саднящим, натруженным плечам.
