Народ собрался, конечно, молодой, горячий. Все, так сказать, молодые, начинающие умы.
И не успели, можно сказать, собраться, как сразу у них энергичные споры поднялись, разговоры, дискуссии.
И как-то случилось, что разговор вскоре перекинулся на крупные политические события.
Один гость что-то сказал насчет книжки товарища Троцкого. Другой поддержал. Третий говорит: это вообще троцкизм.
Четвертый говорит:
— Да, говорит, это так, но, может быть, и не так. И вообще, говорит, еще неизвестно, как товарищ Троцкий понимает это слово — троцкизм.
Вдруг один из гостей — женщина, товарищ Анна Сидорова побледнела и говорит:
— Товарищи! Давайте сейчас позвоним товарищу Троцкому, а? И спросим его.
Тут среди гостей тишина наступила. Все в одно мгновенье посмотрели на телефон. Товарищ Сидорова побледнела еще сильней и говорит:
— Вызовем, например, Кремль… Попросим к аппарату товарища Льва Троцкого и чего-нибудь его спросим…
Поднялись крики, гул.
— Верно, говорят… В самом деле… Правильно!.. Позвоним и спросим… Дескать, так и так, Лев Давыдович…
Тут один энергичный товарищ Митрохин подходит к аппарату твердой походкой и говорит:
— Я сейчас вызову. Снимает трубку и говорит:
— Будьте любезны… Кремль…
Гости затаили дыхание и встали полукругом у аппарата. Товарищ Анна Сидорова сделалась совсем белая, как бумага, и пошла на кухню освежиться.
Жильцы, конечно, со всей квартиры собрались в комнату. Явилась и квартирная хозяйка, на имя которой записана была квартира, — Дарья Васильевна Пилатова. Она остановилась у дверей и с тоской глядела, как развертываются события.
А события развертывались с ужасной быстротой. Энергичный товарищ Митрохин говорит:
— Будьте любезны попросить к телефону тов. Троцкого… Что?..
И вдруг гости видят, что тов. Митрохин переменился в лице, обвел блуждающим взором всех собравшихся, зажал телефонную трубку между колен, чтоб не слыхать было, и говорит шепотом:
— Чего сказать?.. Спрашивают — по какому делу? Откуда говорят?.. Секретарь, должно быть…
Тут общество несколько шарахнулось от телефона. Кто-то сказал:
— Говори: из редакции… Из «Правды»… Да говори же, подлец этакий…
— Из «Правды…», — глухо сказал Митрохин. — Что-с? Вообще насчет статьи.
Кто-то сказал:
— Завели волынку. Теперь расхлебывайте. Погодите, будут неприятности.
Квартирная хозяйка Дарья Васильевна Пилатова, на чье благородное имя записана была квартира, покачнулась на своем месте и сказала:
— Ой, тошнехонько! Зарезали меня, подлецы. Что теперь будет? Вешайте трубку! Вешайте в моей квартире трубку! Я не позволю в моей квартире с вождями разговаривать…
Товарищ Митрохин обвел тоскливым взглядом общество и повесил трубку.
И снова в комнате наступила отчаянная тишина.
Некоторые из гостей тихонько встали и пошли по домам.
Оставшееся общество минут пять сидело в неподвижности.
И вдруг раздался телефонный звонок.
Сам хозяин Зусев подошел к аппарату и с мрачной решимостью снял трубку.
И стал слушать. И вдруг глаза у него стали круглые и лоб покрылся потом. И телефонная трубка захлопала по уху.
В трубке гремел голос:
— Кто вызывал тов. Троцкого? По какому делу?
— Ошибка-с, — сказал Зусев. — Никто не вызывал. Извиняюсь…
— Никакой нет ошибки! Звонили от вас.
Гости стали выходить в прихожую. И, стараясь не глядеть друг на друга, молча одевались и выходили на улицу.
И никто не догадался, что этот звонок был шуточный.
Узнали об этом только на другой день. Один из гостей сам признался. Он вышел из комнаты сразу после первого разговора и позвонил из телефонной будки.
Тов. Зусев с ним поссорился. И даже хотел набить ему морду.
Встреча
Скажу вам откровенно: я очень люблю людей. Другие, знаете ли, на собак растрачивают свои симпатии. Купают их и на цепочках водят. А мне как-то человек милее.
Однако не могу соврать: при всей своей горячей любви не видел бескорыстных людей.
Один было парнишка светлой личностью промелькнул в моей жизни. Да и то сейчас насчет него нахожусь в тяжелом раздумье. Не могу решить, чего он тогда думал. Пес его знает — какие у него были мысли, когда он делал свое бескорыстное дело.
А шел я, знаете, из Ялты в Алупку. Пешком. По шоссе.
Я в этом году в Крыму был. В доме отдыха. Так иду я пешком. Любуюсь крымской природой. Налево, конечно, синее море. Корабли плавают. Направо — чертовские горы. Орлы порхают. Красота, можно сказать, неземная.
Одно худо — невозможно жарко. Через эту жару даже красота на ум нейдет. Отворачиваешься от панорамы.
И пыль на зубах скрипит.
Семь верст прошел и язык высунул.
А до Алупки еще черт знает сколько. Может, верст десять. Прямо не рад, что и вышел.
Прошел еще версту. Запарился. Присел на дорогу. Сижу. Отдыхаю. И вижу — позади меня человек идет. Шагов, может, за пятьсот.
А кругом, конечно, пустынно. Ни души. Орлы летают.
Худого я тогда ничего не подумал. Но все-таки при всей своей любви к людям не люблю с ними встречаться в пустынном месте. Мало ли чего бывает. Соблазну много.
Встал и пошел. Немного прошел, обернулся — идет человек за мной.
Тогда я пошел быстрее, — он как будто бы тоже поднажал.
Иду, на крымскую природу не гляжу. Только бы, думаю, живьем до Алупки дойти.
Оборачиваюсь. Гляжу — он рукой мне машет. Я ему тоже махнул рукой. Дескать, отстань, сделай милость.
Слышу, кричит чего-то.
Вот, думаю, сволочь, привязался!
Ходко пошел вперед. Слышу, опять кричит. И бежит сзади меня.
Несмотря на усталость, я тоже побежал.
Пробежал немного — задыхаюсь.
Слышу, кричит:
— Стой! Стой! Товарищ!
Прислонился я к скале. Стою.
Подбегает до меня небогато одетый человек. В сандалиях. И заместо рубашки — сетка.
— Чего вам, говорю, надо?
— Ничего, говорит, не надо. А вижу — не туда идете. Вы в Алупку?
