«ликвидаторов» особенно отличается. Мы таких в «Бузотере» на красной доске черным печатать будем.
Дорогу таким Ломоносовым! Попутного ветру!
Опасная пьеска
Нынче все пьют помаленьку. Ну, и артисты тоже, конечно, не брезгают.
Артистам, может, сам Госспирт велел выпить.
Вот они и пьют.
Во многих местах пьют. А на Ср. Урале в особицу.
Там руководители драмкружка маленько зашибают. Это которые при Апаевском рабочем клубе.
Эти руководители, как спектакль, так обязательно даже по тридцать бутылок трехгорного требуют. В рассуждении жажды.
Ну а раз дорвались эти артисты до настоящей пьесы. Там по пьесе требуется подача вина.
Обрадовались, конечно, артисты.
— Наконец-то, — говорят, — настоящая художественная пьеса современного репертуара!
Потребовали артисты у клуба сорок рублей.
— Потому, — говорят, — неохота перед публикой воду хлебать. И вообще для натуральности надо обязательно покрепче воды.
Выдал клуб от чистого сердца двадцать целковых. Артисты говорят:
— Мало. Для наглядности не менее как на сорок требуется.
И приперлись эти артисты на спектакль со своими запасами.
Которые горькую принесли, которые — пиво. А некоторые и самогону раздобыли.
Вот спектакль и начался.
Мы-то на этом спектакле не были. И потому не можем описать в подробностях. Но один знакомый парнишка из зрителей сообщает нам с явным восхищением и завистью:
— По ходу пьесы спиртные напитки подавались в таком огромном изобилии, что к концу второго действия все артисты были пьяны вдребезги.
И еще спасибо, благородные артисты оказались. Другие бы, наклюкавшись, стали блевать в публику или, например, декорациями кидаться. А эти — ничего. Эти тихо и благородно, без лишних криков и драки опустили занавес и попросили публику разойтись от греха.
Публика, конечно, и разошлась.
Гаврила предлагает в срочном порядке и вообще поскорей снять эту современную пьеску с репертуара, как явно опасную и несозвучную с эпохой.
Гибель строителей
Оказывается, граждане, в Слепцовской станице Дворец Труда имеется. Прямо что в Москве. Только что климат другой и постройка не та.
Постройка, прямо скажем, на манер хаты. Три оконца, дверка, ручка и труба. Вот вам и весь дворец.
Но раз так называется дворцом, то и пущай называется. Москва от зависти не подохнет.
А жизнь в этом дворце роскошная. Даже специальная уборщица имеется. Мало ли — убрать чего или, например, подмести какую-нибудь нужную бумажку.
И размещены в этом дворце разные союзы. Вообще всякие. Только что строителей нету. Был этот союз, да весь вышел. Ликвидировали его.
А почему его ликвидировали? Потому, товарищи, что он не в состоянии был поддерживать шикарную дворцовую жизнь.
Все, например, союзы плакали, а вносили уборщице свою долю — 3 руб. 61 к. А строителям не по карману была такая безумная роскошь и мотовство. Они не вносили. Раз или два внесли и разорились вчистую.
Тут их и к ногтю.
— Либо, — говорят, — восстанавливайтесь в своих делах и вообще уборщице вносите, либо ликвидируйтесь налево.
Ну и ликвидировали.
«Потому, — думают, — на кой черт нам эти строители? И чего вообще они будут без денег строить? Только небо коптят».
Ну и распустили.
И стоит этот дворец в станице, в Сунженском округе, что на Северном Кавказе. Разные там союзы имеются. А строителей нету. Погибли строители. Не выдержали роскошной жизни.
И жалко нам этот союз. Хороший был союз, нужный!
Со временем мог бы он и построить что-нибудь. Например, настоящий дворец заместо хижины. Или, например, крылечко починить, если сломается. Или трубу вычистить.
Зря уели этот союз!
Еще касаемо того же!
А вот и Ленинград сейчас малость подковырнем. Город это крупный, большой, и масштабы там довольно обширные, и аппетиты такие же. Потому это вам не провинция.
Провинция, например, растратит руль семь гривен и враз показательный суд устроит над отчаянным растратчиком. А Ленинград на рупь семь гривен не позарится. Ему крупней подавай. Ему тыщи выкладывай.
А рупь семь гривен там, может, за один конец трамвая платят. Вот какой это город!
А речь тут, как читатель небось догадался, идет касаемо того же самого перманентного, насчет растраты то есть.
Тамошний райкомвод просматривал как-то ведомости. Глядит — чего такое? Какая, глядит, огромадная задолженность в торговом порту? Все, например, другие прочие учреждения вполне вносят членские взносы, а торговый порт как проклятый — ничего не вносит.
Сразу от райкомвода специального человечка в порт снарядили, чтоб пристыдить членов.
Начал человечек стыдить. А народ не стыдится.
— Брось ты, говорят, специальный человечек, языком трепать. Мы в крайнем случае очень исправно членские взносы вносим. Ступай себе мимо.
Ну, комиссия образовалась. Копнула комиссия туда, сюда и вообще. И вопиющая картина обнаружилась. Одиннадцать тысяч местком слимонил.
Брали все кому не лень. Пили. И в картишки ударялись, и мало ли.
Одиннадцать тысяч! Тьфу, и писать-то после такой цифры неохота!
Взять бы, например, пузырек с чернилами да заместо окончания фельетона тиснуть бы этим пузырьком по едалам каждого растратчика — оно бы и верней было.
А то пишешь, пишешь — один черт. Все равно республика страдает ежедневно. Да еще деньги бесцельно платит за писанье против растраты.
Гляди, товарищ редактор, поменьше плати за этот фельетон. Пущай республика хотя на этом отыграется.
