изменила мое мировоззрение. Дерзость, нахальство и надменность покинули меня уже давно.
Сын хозяина вечеринки, молодой человек, знакомый с диалектикой жизни, сказал:
— Но, может быть, не старость вас изменила. Может быть, скорей всего, отнятое богатство притупило вам зубы.
Тогда один из гостей добавил:
— А в самом деле. Ну-те, вам дай снова ваши дома, экипажи и деньги — ого! Небось снова ходили бы колесом и давили бы всех, кто попадется.
Нахальный блеск засверкал в глазах престарелого Лосева. Но он, потупив свои очи, сказал:
— Не знаю, не думаю.
Молодой человек, знакомый с диалектикой жизни, воскликнул:
— Вы не знаете. А я знаю. Вы бы еще того более расцвели и еще того более зверски относились бы к своим людям.
Тогда Лосев, дрожа от гнева, сказал, обращаясь к хозяину:
— Если ваши гости меня тут будут оскорблять, то я непременно от вас уйду.
Хозяин сказал:
— Если вы действительно до глубины души изменились за эти двадцать лет, то, я прошу вас, не уходите от меня. Мне было бы в высшей степени тяжело, если бы вы ушли. Но если с вами то, что говорят другие, то я вас не могу задерживать.
Престарелый гость Лосев минут двадцать ерзал за столом, ни с кем не разговаривая.
Покушав и выпив бокал шампанского, он по-английски вышел из комнаты, ни с кем не попрощавшись.
И тогда хозяин сказал:
— Вот, друзья, что такое социалистическая революция. И вот каким людям она обломала их ядовитые зубы.
Долг чести
Жильцы нашего дома в эту выборную кампанию отличились вообще высоким гражданским сознанием.
Но особенно с лучшей стороны зарекомендовал себя председатель нашего дома.
Он неутомимо работал, проверял списки избирателей, будоражил инертных и вялых жильцов и заботился о всех мелочах, связанных с выборами.
У нас в доме оказалось трое лежачих больных.
Ну, одного, с вывихнутой ногой, отправили в больницу, так что он там и будет голосовать.
Другая гражданка, хворающая у нас стрептококковой ангиной, вскоре, наверно, поправится и начнет все-таки выходить…
И, наконец, третий лежачий больной — старуха, страдающая ревматизмом.
Вообще эта старуха отличалась хорошим здоровьем, но в смысле ног у нее было не все благополучно. Она еле ковыляла с палочкой по комнате и второй год не рисковала выходить на улицу.
Наш председатель лично ее навестил, спросил о состоянии ее здоровья и погоревал вместе с ней, что она не может ходить и не сможет тем самым исполнить свой гражданский долг — опустить свой избирательный бюллетень в урну.
Он ей сказал:
— Если б вы, мамаша, лежали в больнице, то вам бы поднесли к постели особый избирательный ящик. Но тут мы бессильны что-либо предпринять. И я с грустью вижу, что вы в данном случае есть выбывший член нашей дружной семьи.
Старуха ему так ответила:
— Чувствительно бы рада, молодой человек, исполнить этот гражданский акт. Сама через это страдаю и горю желанием. Вдобавок мне самой чрезвычайно скучно лежать. Все лежу и лежу, и кусочка неба не вижу. И мечтаю о такой, знаете ли, специальной колясочке, на которой иной раз вывозят старух.
Председатель говорит:
— Такую колясочку можно будет достать. А еще лучше: мы подвезем вас на автомобиле. Я возьму такси и договорюсь тут с одним нашим шофером, и мы вас чудным образом доставим в помещение для голосования.
Старуха говорит:
— Чувствительно бы рада в первый раз в жизни проехаться на автомобиле, но вот я по лестнице затрудняюсь ходить. Вот лестница-то и является главной причиной моего невыхода на улицу.
Председатель говорит:
— Это, мамаша, сущие пустяки. Я возьму двух здоровых парней, и они вас как перышко сымут с четвертого этажа.
Старуха говорит:
— Только, чтоб не было того, что меня вниз доставят, а вверх не подымут. Все-таки меня это будет тревожить, и от этого у меня будет настроение испорчено. Мало ли, забудете или вам не до того будет.
Председатель говорит:
— Тогда я об этом тоже позабочусь. В крайнем случае я вас одной рукой могу хоть в двадцатый этаж доставить.
Старуха говорит:
— Тогда знаете что: по радио передавали, что надо бы лично зайти в избирательный участок проверить свою фамилию: нет ли искажений, — а то нельзя будет голосовать. Давайте сегодня или завтра съездим туда.
Председатель говорит:
— Ого, мамаша, да вы подкованы по части выборов. И своим торопливым замечанием проявляете свое гражданское сознание. Ладно, завтра устроим вам машину.
Вот на другой день председатель подъехал на машине к подъезду. И вскоре два наших жильца — два молодых парня — помогли старухе спуститься вниз.
Полчаса они катали старуху по городу. И наша старуха была так довольна, что и передать вам нельзя.
Потом они заехали в избирательный участок, проверили все, что полагается. И вскоре снова старуха была доставлена домой.
На прощанье старуха сказала:
— Может быть, завтра или там послезавтра нужно будет зачем-нибудь еще раз съездить, то я к вашим услугам.
Один из жильцов, работающий в механической прачечной, сказал председателю:
— Эта последняя ее фраза меня сильно смутила. Боюсь, что старуха интересуется только прогулкой. И, может быть, к выборам она инертна.
На это председатель сухо сказал:
— Даже если она на пятьдесят процентов интересуется прогулкой, то и то я не вижу в ее словах ничего плохого. Почему старушке не покататься на машине?
Работающий в механической прачечной сказал:
— А если на сто процентов в ее голове прогулка?
Председатель строго сказал:
— Нет, этого не может быть. Все живые существа, пока душа теплится в их теле, интересуются хоть немножко общественной жизнью. А наша старуха в своем прошлом — трудящийся член семьи, и не надо подвергать ее сомнениям. На днях мы еще раз покатаем ее на машине, а 12 декабря повезем на выборы. И это будет наш долг чести.
Тут все жильцы, слушающие эту беседу, сказали: правильно. И работающий в механической прачечной сказал:
