общей тенденцией. С этой позиции вы меня не собьете.
Пассажир с портфелем говорит:
— Позиция правильная и с общей тенденцией не расходится, но в данном случае разошлась.
С пузырями говорит:
— Убедили. Тоже ведь на всякий час ума не напасешься. Лучше бы я мамаше место уступил. А еще бы лучше сам остался сидеть. А то стою на пузырях и испытываю муки.
Тут мальчуган встает и говорит:
— Что вы мне велите сидеть? Я не хочу сидеть. Я хочу рядом с шофером стоять.
Тут пассажиры начинают смеяться. И говорят тому, у кого пузыри:
— Видите, какая допущена накладка. Мальчик принял вашу глупую любезность за приказание. И поэтому он сел. Теперь, будьте любезны, не садитесь, а пусть на это место сядет престарелая гражданка с чемоданчиком.
Та садится на это место. И пассажир с пузырями, расстроившись от всех этих дел, сходит с автобуса на своих полусогнутых. Причем сходит на одну остановку раньше, чем это ему было надо. И при этом бормочет: «На всякий час ума не напасешься».
Коммерческая операция
Недавно мы с женой задумали приобрести дубовую вешалку в переднюю.
В комиссионном магазине продавалась хорошенькая стоячая вешалка с зеркалом.
И для этой цели нам с женой срочно понадобились деньги. И мы решили где-нибудь перехватить некоторую сумму до первого апреля. Но поскольку нам не удалось это сделать, то мы пришли к решению — продать один мой лишний выходной костюм.
Не скажу, что этот костюм был новенький или, как говорится, с иголочки. Некоторое количество дырок и пятен имелось, но уж не настолько, чтоб его нельзя было назвать костюмом.
Слов нет, брюки были нехороши. Не хватало пуговиц. И позади от пояса был отрезан кусок материи на починку нижнего отворота, случайно оторванного в автобусе. И вдобавок не хватало одного хлястика, тоже оторванного, как говорится, «с переляку», во время крымского землетрясения в 1927 году.
А пиджак был еще ничего себе. И даже, может быть, сам Форд не погнушался бы носить его во время затемнения.
А что брюки и пиджак давали между собой такую разницу, то это оттого, что пиджак я носил раз в году, а брюки трепал ежедневно и даже по несколько раз в день.
Первоначально мы с женой имели намерение заложить наш костюм в ломбарде. Но нам не хотелось длинной канители, и поэтому мы упростили коммерческую операцию: отнесли товар на скупочный пункт.
Заведующий пунктом, осмотрев наш костюм, не проявил ни радости, ни горя. Осмотрев, он отбросил его от себя и при этом буркнул: «Семьдесят!»
А мы с женой мечтали получить сто и поэтому сказали заведующему:
— Оглядите лучше и дайте ту божескую цену, какую заслуживает наш товар.
Осмотрев еще раз, заведующий сказал:
— Нет, я не ошибся. Более семидесяти ваша вещь не потянет. Дырки. Пятна. Хлястика нет. И штаны, как решето.
Эта сумма нас с женой не устраивала. И поэтому, взяв костюм, мы отправились домой. И двое суток приводили этот костюм в христианский вид.
Мы пришили хлястик и пуговицы. Заштопали дырки. Вывели пятна. И отутюжили костюм. И, полюбовавшись на него, снова отнесли на скупочный пункт.
Однако заведующий, осмотрев костюм, сказал: «Пятьдесят».
Откровенно вам сказать, мы были ошеломлены и растеряны. Мы сказали:
— Еще позавчера вы давали семьдесят. А ведь тогда были дырки, пятна, и хлястика не имелось. А сейчас, когда костюм с иголочки, вы даете пятьдесят. Как же так, уважаемый?
— Не знаю, — сказал заведующий, — не помню, чтоб я давал семьдесят. Более пятидесяти ваша вещь не тянет. Говорю вам это как специалист, шесть лет проработавший в этом.
Мы с женой хотели было тут же оторвать от брюк пуговицы и хлястик для того, чтобы вызвать прежнюю цену. Но заведующий сказал:
— Боже сохрани вас это делать! В противном случае более десяти рублей ваша вещь не потянет.
И тогда мы с женой, рассердившись, пошли в другой скупочный пункт. Но там оценили нашу вещь еще того меньше, в тридцать рублей.
Мы вернулись в первый магазин для того, чтоб получить то, что давали. Однако заведующий, не узнав нас, сказал:
— Не скажу — сто, но рублей девяносто ваш костюм тянет. Но только — увы! — на сегодня мы уже расторговались, и в кассе больше нет ни сантима.
Мы с женой вернулись домой и решили вешалку не покупать.
Но вскоре к нам пришел один наш знакомый и, узнав, что продается костюм, купил его за сто десять рублей в рассрочку. Двадцать шесть рублей он нам дал, а остальное обещал после праздников и уж, во всяком случае, не поздней весны.
И мы решили ждать, поскольку вешалка нам уж не так нужна, не до зарезу.
Сынок и пасынок
Одна немолодая особа приехала из Вятки в Ленинград. Дело в том, что дочь этой особы проживала в Ленинграде.
У этой дочери родился сын. И вот теперь наша новоиспеченная бабушка прибыла в Ленинград, чтоб увидеть своего внука и чтоб пошить ему какой-нибудь гардероб, соответствующий его возрасту. И с этой целью она привезла с собой ручную швейную машину.
Кроме машины, старуха везла еще корзинку со всякой ерундой и пакет с продуктами питания.
Родственники старухи, провожавшие ее в Вятке, поставили в вагон эти ее вещи. Так что старуха не ощущала пока что тяжести своего багажа.
Но когда поезд остановился в Ленинграде и наша престарелая женщина, нагруженная багажом, вышла на платформу, она увидела, какая это тяжелая ноша.
Она сгоряча прошла шагов двадцать и подумала, что ей капут. Дыхание у нее перехватило, сердце в груди заколотилось, в боку закололо.
Она положила свою ношу на платформу. И присела на корзинку. Сидит и еле дышит.
Вдруг идет носильщик.
Старуха подозвала его к себе и говорит:
— Сынок, моя дочь не могла меня встретить, поскольку она прикована к постели по случаю рождения ребенка. Муж моей дочери, слесарь производства, вероятно не смог в дневное время покинуть свой станок. Одним словом, меня никто не встретил, и я теперь нахожусь в крайнем затруднении. Помоги, сынок, дотащить мои вещи до трамвая. Но только я тебе откровенно скажу — я не имею денег. Что касается оплаты за твой полезный труд, то я могу тебе предоставить на выбор — кусок пирога с капустой или вареную куриную ногу.
И с этими словами наша старуха развязывает пакет, чтобы показать носильщику его плату.
Носильщик, который мечтал получить деньги и уже мысленно положил, может быть, трешку в свой карман, с неудовольствием выслушал речь старухи.
Он сказал:
— При чем тут, мама, пирог и куриная нога. Существует такса за пронос багажа. А которые не могут платить, те пущай сами вещи несут, если они такие сильные. Ваша куриная нога меня не устраивает. Я не
