Записки о революции

Предпарламенте, на Всероссийской конференции фабрично-заводских комитетов, заседавшей тогда в Петербурге, большевики проводили свой рабочий лозунг. Один из тезисов доклада гласил: «Установление рабочего контроля в различных отраслях хозяйственной жизни, и в особенности в области производства, есть лишь первоначальная форма, которая путем постепенного расширения и углубления превращается в регулирование производства и всей хозяйственной жизни». Резолюция же, принятая по этому докладу, в одном из пунктов так выясняет сущность рабочего контроля: «Фабрично-заводской комитет образует контрольную комиссию в целях контроля как над правильностью и обеспеченностью снабжения предприятия материалами, топливом, заказами, рабочими и техническими силами и всякими потребными предметами и мероприятиями, так и в целях контроля над согласованностью всей деятельности предприятия со всем хозяйственным планом; управление обязано сообщать все данные, предоставлять возможность их проверки и открывать все деловые книги предприятия». Контрольные комиссии должны объединяться в целях контроля над всей отраслью. А затем рабочий контроль должен быть осуществлен в общегосударственном масштабе. Но «конференция приглашает товарищей уже и теперь осуществлять его в той степени, в какой это возможно по соотношению сил на местах, но объявляет несоединимым с целями рабочего контроля захват рабочими отдельных предприятии в свою пользу».

Эту резолюцию сочинил тот же Ларин. Как понимала его конференция, как понимала конференцию масса, этого никто не ведает. Дело-то было немножко новое, а вразумительности и конкретности во всем этом довольно мало. Понимал каждый массовик и каждый «генерал» так, как им господь бог клал на душу… Но я и не подумаю разбирать сейчас эту теорию и предусматривать ее результаты на практике. Во всяком случае, это было все, что имело отношение к социализму в платформе будущей Советской власти.

Итак, я в общем описал все, с чем приходили к массам большевики, развившие колоссальную энергию, развернувшие лихорадочную деятельность по всей стране в эпоху последней коалиции. Я изложил те идеи, которые сплачивали народные массы под знаменем большевистской партии и строили их в боевые колонны под лозунгами: «Долой коалицию!» и «Да здравствует Советская власть!».

Но что же, собственно, надлежало делать с этими идеями и лозунгами… Допустим, их усвоили отлично. Допустим, рабочие и солдатские массы по первому зову готовы выполнить все директивы большевиков. Что дальше?.. Призывала ли партия к штурму, к восстанию, назначая для того время, вырабатывая диспозиции? Или, может быть, переворот должен быть совершен иными путями? Что говорила большевистская партия?

Насколько я себе представляю, почти до самого октября большевики ограничивались общими формами агитации. Они стремились только сделать свои лозунги своими и кровными для масс, и они стремились пробудить в массах волю к действию под своими знаменами… Не надо думать, что таков был сознательный план и расчет большевистских центров. Нет, они сами тогда не имели определенного маршрута к своей цели. Они имели только методы; они приняли некоторые предварительные меры, очень внушительные, но ни к чему не обязывающие (резолюции Петербургского Совета 21 сентября), и теперь только разводили агитационные пары.

В сущности, до самого исхода из Предпарламента, до 7 октября, можно было допускать, что большевики готовы реализовать свои лозунги совершенно мирным, soit dit[171] – парламентским путем. Так могли понимать идущие за большевиками массы. Так могли понимать и обширные группы партийного офицерства: именно та (почти) половина большевиков, которая боролась против исхода из Предпарламента…

Да ведь и Ленин, который в приватных письмах требовал ареста Демократического совещания, печатно, как мы знаем, предлагал «компромисс»: пусть всю власть возьмут меньшевики и эсеры, а там – что скажет советский съезд… То же самое упорно проводил и Троцкий на Демократическом совещании и около него: надо его заставить взять власть в свои руки, а затем новое демократическое правительство, состоящее из советских партий, пусть ищет себе доверия на советском съезде. Переворот предполагался или допускался совсем мирного, «эволюционного» характера. Массы имели все основания понимать дело именно таким образом…

После Демократического совещания, после узурпации власти Керенским и Третьяковым наступил несомненный перелом. Партийное большинство пошло из Предпарламента на путь насильственного переворота. Но ведь это понимай кто умеет! Это достаточно только для умудренных. Массам это растолковано еще не было. Массам на вопрос, что делать с разведенными парами, отвечали только так: держать пары готовыми; 20-го числа соберется Всероссийский съезд, который решит дело. Больше ничего не знали и не представляли себе массы.

Со съездом же дело обстояло так. Мы знаем, что еще во время Демократического совещания ЦИК заявил, что созовет его 20 октября. Законный срок уже давно был упущен; иное заявление было бы вопиющим беззаконием, а кроме того, и кричащей бестактностью со стороны подотчетного съезду ЦИК. Тем не менее, лишь только разъехалось Демократическое совещание, как в меньшевистско-эсеровских кругах началась ожесточенная кампания против съезда. А затем вопрос был поставлен официально. Уже 27 сентября в бюро ЦИК выступил Дан с предложением отсрочить съезд: он помешает созыву Учредительного собрания, оторвет на местах необходимые агитационные и организационные силы и т. п.

На всем протяжении кампании против съезда это было, в сущности, единственной сферой, откуда черпались аргументы… Конечно, нельзя отрицать, что политические мотивы противников съезда были очень вески: поскольку меньшевики и эсеры действовали на советской арене, постольку было очевидно, что съезд их устранит совсем с политической арены. Но все же их аргументация, помимо беззаконности и бестактности, была очень жалкой. От нее морщились даже «мамелюки» и отнюдь не убеждались ею. Возмущались даже самые правые, вроде плехановца Бинасика. Но что же было делать «звездной палате»?

Дан внес предложение запросить местные Советы. Но бюро отклонило это и назначило созыв съезда на 20 октября. Тогда к делу были привлечены другие авторитетные органы и мобилизованы местные силы. Военная секция при ЦИК после долгих прений постановила: запросить фронтовые организации, созывать ли съезд. Бюро крестьянского ЦИК решило 28 сентября не созывать съезда. Дело перешло в пленум крестьянского ЦИК, который 5 октября признал съезд «опасным и нежелательным» и предложил своим местным органам отказаться от посылки делегатов.

Как видим, это была уже не только кампания, а действенный бойкот съезда, советской конституции и советских добрых нравов. Съезд срывали и ничем не стеснялись при этом… Начался на этой почве раскол в провинции и в армии. «Известия» энергично печатали вереницы постановлений против съезда; из армии таких было особенно много, но и из провинции – отовсюду, где господствовал старый советский блок.

Все это было неприглядной дезорганизацией того дела, которое нельзя было не сделать. 3 октября официальная телеграмма ЦИК о созыве съезда и о присылке делегатов была послана. Кампания и саботаж были теперь не только безобразны, но и довольно рискованны. Но что же делать? Разбитые меньшевики и эсеры принуждены были хоть в этом находить утешение… Их организации на местах, их фракции в Советах стали отказываться участвовать в выборах делегатов. Но от этого они не выигрывали. Делегатов законно выбирали без них. Дело было неладно.

Только 19 октября «звездная палата» повернула фронт и телеграфно потребовала мобилизации всех местных сил для выборов на съезд. Было несколько поздно, но все же… Однако и после этого «Известия» не отказывали себе в удовольствии печатать списки тех, кто против съезда.

Разумеется, большевикам все это ничуть не мешало. Напротив… Их почва была совершенно твердой – и фактически, и юридически. Примитивные беззакония противной стороны поднимали их престиж; бойкот и попытки дезорганизовать съезд усиливали их представительство… Троцкий в одном из заседаний заявил, что съезд, который срывают законные власти, будет созван неконституционным путем, Петербургским и Московским Советами. Даже и тут большевики ничего не проиграли бы. Полнота съезда была бы все равно обеспечена, а «неконституционными» были бы, конечно, без труда признаны действия ЦИК… Уже 20 октября Дан в бюро докладывал, что из 917 советских организаций только 50 ответили согласием прислать делегатов: они уже собираются, но «без всякого воодушевления». Это, конечно, очень утешительно. Но, очевидно, делегатов просто посылали – без предварительного выражения согласия.