ошибались главным образом в конечной цели своих исследований — в поисках способа искусственного получения золота из других металлов. Но так или иначе мечта, на протяжении четырнадцати столетий волновавшая алхимиков, заставляла их кипятить, сплавлять, перегонять тысячи разнообразных веществ. За долгие полторы тысячи лет неустанной работы они обогатили человечество гораздо более ценными, нежели золото, веществами: серной, соляной и азотной кислотами, квасцами, селитрой, сулемой, медным и железным купоросом. Именно им принадлежит изобретение и разработка основных процессов химической технологии — перегонки, возгонки, осаждения, фильтрации, кристаллизации. Но, несмотря на все эти достижения, они не преуспели в том, что считали главным, — в превращении дешевых металлов в драгоценные.
Неизменно отрицательный результат всех попыток в этом направлении постепенно утверждал в умах образованных людей мысль о принципиальной невозможности такого превращения. Еще в XV веке Леонардо да Винчи проницательно ставил изобретателей вечного двигателя на одну доску с алхимиками: «О искатели постоянного движения, сколько пустых проектов создали вы в подобных поисках! Прочь идите с искателями золота!» Постепенно укореняясь, эта мысль в конце концов положила предел алхимии, которая умерла, исторгнув из недр своих могучую химию. И хотя даже в середине XIX века не было недостатка в компаниях вроде «Общества для превращения путем пара свинца в золото», ни один мало-мальски сведущий в науке человек уже не воспринимал их всерьез.
И вдруг на пороге XX века нарочито невнятное сообщение об осуществлении «Великого дела» (так алхимики называли превращение других металлов в золото) принимается образованным обществом с полным доверием! Как это могло случиться? Какая аберрация мысли привела к столь неожиданному результату? Почему общество приняло на веру сообщение Эмменса, в то время как до него сотки других сообщений были оставлены без внимания?
Следует отдать должное чутью Эмменса, который очень искусно составил свои сообщения и очень правильно выбрал время для их публикации. В самом деле, последнее десятилетие прошлого века как будто задалось целью оглушить, ошеломить, сбить с толку читающую публику тех лет сверкающим каскадом сенсационных научных открытий. Открытий, которые как будто специально были направлены на то, чтобы разрушить веками сложившиеся представления о редком и обыденном, о дорогом и дешевом.
Так, в 1890 году германский химик Хейман, сплавляя сравнительно дешевые реактивы, искусственно изготовил драгоценный синий краситель индиго.
Спустя год голландец Каммерлинг-Оннес получил жидкий воздух в таких количествах, что можно было заставить его плескаться, как воду. Еще через год немец Мюнстер вычислил, что в каждой тонне обычной морской воды содержится около 5 миллиграммов золота. В 1893 году французский химик Муассан заявил, что из простого чугуна ему удалось получить алмазы. Через два года немец Рентген открыл таинственные Х- лучи: не отличаясь по природе своей от обычного света, они свободно пронизывали многие непрозрачные тела, позволяли увидеть содержимое запертых чемоданов и шкафов. В 1898 году англичанин Стерн получил искусственный шелк из бросовой древесины. А еще через два года французские химики Виктор и Вернье демонстрируют драгоценные рубины и сапфиры, изготовленные в лаборатории из глины и окиси хрома...
Удивительно ли, что читающая публика, ошеломленная блестящими открытиями, без особого внутреннего протеста восприняла и сообщение о синдикате «Аргентаурум»? Особенно если учесть то искусство, с которым эта сообщения были составлены.
* * *
«Почтение к науке так велико, — говорил на одной из своих лекций в 1871 году знаменитый английский физик Максвелл, — что даже самые абсурдные мнения получают распространение, если только они выражены языком, вызывающим в памяти какие-нибудь хорошо известные научные фразы». Эмменс, видимо, приложил немало усилий к тому, чтобы все сообщения об аргентауруме вызывали бы в памяти как можно больше научных фраз. Да и с точки зрения внешнего антуража все было обставлено весьма солидно, все должно было внушить доверие к синдикату.
Прежде всего доверие должно было внушать само имя доктора Эмменса — известного нью-йоркского химика, члена Американского химического общества, Американского института горных инженеров и Международного общества электриков. Имя Эмменса было известно и в изобретательских кругах Североамериканских Соединенных Штатов: автор многих научных работ, он был изобретателем метода обработки сернисто-цинковых руд и эмменсита — взрывчатого вещества, принятого американским правительством для обороны побережья.
Затем Эмменс позаботился, чтобы его имя в связи с аргентаурумом было окружено именами самых знаменитых в те годы американских ученых и изобретателей. Так, во всех публикациях подчеркивалось: аргентаурум появился не вдруг. Он закономерное завершение работ Кэри Ли по получению коллоидального серебра; попыток Эдисона и Теслы получить золото путем облучения серебра Х-лучами, испускаемыми рентгеновской трубкой с золотыми электродами; опытов балтиморского профессора Ира-Ремсена, пытавшегося построить аппарат для «молекулярных превращений одних металлов в другие». Но самым веским доказательством, которое Эмменс пустил в ход осенью 1897 года, было сообщение о том, что пробирная палата Соединенных Штатов начала покупать золото, произведенное синдикатом из серебра...
Это сообщение вызвало в печати настоящий ажиотаж. Но в то время как газеты неистовствовали, научные журналы не уделяли Эмменсу особого внимания. Для них ссылки доктора на громкие имена, на пробирную палату и т. д. ничего не значили до тех пор, пока он окутывал таинственностью научную суть дела. И вот тогда-то Эмменс и обратился с письмом к нескольким авторитетным в тэ годы ученым.
«Работа, производимая в лаборатории «Аргентаурум», — писал он известному английскому физику Круксу, — не преследует научные цели... мы не стремились приобресть учеников и верящих; дух научного товарищества, заставляющий меня отвечать на вопросы моих собратов, однако, не дает еще мне права моими сообщениями вредить прямым интересам, вверенным мне синдикатом». Отказываясь, таким образом, дать исчерпывающую информацию, Эмменс тем не менее описал Круксу процедуру получения золота. «Если вам угодно испытать соединенное действие сжимания и очень низкой температуры, вы легко получите немного золота... Возьмите мексиканский доллар, поместите его в прибор, препятствующий его расширению, и продолжительно действуйте быстрыми и сильными ударами, но так, чтобы при этих ударах не могло происходить повышения температуры, даже моментального. Ведите операцию долго, и после некоторого времени вы найдете более чем простые следы золота».
Правда, сразу же вслед за этими словами Эмменс спешит заметить, что у других исследователей может ничего не получиться: «Существует много видоизменений серебра в отношении к частичному его равновесию». Решив, что этой бессмысленной фразы недостаточно для полного затемнения дела, он в полном противоречии со всем, что писал ранее, вдруг заявляет: «Я не могу утверждать, что металл, полученный при моих опытах... есть золото: мне приятно считать его золотом, но я не заставляю ни вас, ни кого другого следовать за мною в этом отношении». И тут же, спохватившись, что он зашел слишком далеко, Эмменс уверяет: «Для членов синдиката «Аргентаурум» всего важнее было узнать, что за полученный металл уплачено испытательною лабораториею Соединенных Штатов по такой же цене, как за золото. Вопрос решился, когда получилась уплата за три слитка: в 7,04; 9, 61 и 10,96 унций, а именно 95,05; 120,10 и 146,61 доллара».
Такие неуклюжие объяснения, естественно, не могли содействовать росту доверия со стороны ученых к синдикату, и тогда Эмменс качал писать письма, статьи и брошюры, в которых он выступал как теоретик...
«Я полагаю, что в обыкновенном серебре содержится группировка частиц, имеющих различную степень устойчивости. Некоторые группы способны к дезагрегации и к образованию особого, очень непрочного вещества — аргентаурума. Под малейшими влияниями они или вновь переходят в серебро, или приближаются к золоту... Точного изучения физических и химических свойств полученного вещества я еще не успел выполнить, но уже считаю себя вправе придать получаемому этим путем металлу название аргентаурум».
Эти рассуждения вызвали некоторый отклик в научных кругах. Об эмменсовском аргентауруме заговорили как о подтверждении теории единства материи. По-видимому, эти разговоры навели Эмменса на мысль подкрепить свои построения авторитетом Дмитрия Ивановича Менделеева, так как один из журналов
