Барон толкнул ладонью дверь, и его взору предстала Ольга. Она была в домашнем неглиже и, кажется, готовилась отойти ко сну. Глаза ее влажно блестели, сквозь легкий газовый пеньюар весьма отчетливо угадывалась ее великолепная фигура со всеми достоинствами прекрасного женского тела. Тут-то и поразила Магнуса Фабиана молния, о которой уже было сказано, и вкупе к этому случилась вышеозначенная нежданная зуботычина, после которой в голове у барона просветлело: запели флейты и закружились в хороводе ангелы, архангелы и прочие херувимы.
– Was wunschen Sie?[3] – немного удивленно посмотрела на вошедшего мужчину Ольга, мгновенно признав в нем пруссака.
Тот молчал, пораженный (ударом молнии, нежданной зуботычиной).
– Was wunschen Sie? – повторила Ольга и ободряюще улыбнулась.
– Telefonieren[4], – только и смог произнести барон.
– Да ради бога, – ответила Ольга и указала ладонью на телефонный аппарат. – Телефонируйте себе на здоровье.
Но Магнус Фабиан не мог сдвинуться с места. Это стояние продолжалось бы, наверное, еще довольно долго, если бы не Ольга. Она предложила барону чаю, на что тот с трудом отреагировал:
– Да… Если можно.
– Можно, конечно, можно, – весело ответила Ольга.
За чашкой чаю с кренделями нежданный гость немного разговорился. Оказалось, что барон Магнус Фабиан фон дер Остен-Сакен весьма знатного рода, корни которого уходят в далекий пятнадцатый век. Что двумя веками позже его предки занимали самые высшие должности в Курляндии, а бывший военный министр Пруссии Карл Остен-Сакен есть не кто иной, как прадедушка самого Магнуса Фабиана. И что помимо «шерстяного» завода в Бяле и бумагопрядильной фабрики в Тыхах барон владеет еще шестью заводами в Верхней Саксонии и его состояние на сегодняшний день приближается к двум с половиной миллионам австрийских крон. Последнее известие заставило Ольгу призадуматься. Барон не уродлив, не стар, а его капиталы, хочешь того или не хочешь, внушают уважение всякому.
По тому, как он смотрел на нее, Ольга поняла, что барон попался в ее сети крепко. Его взгляд, который часто останавливался на ней, говорил о многом. Например, о том, что его состояние иначе и не назовешь, нежели влюбленность, а будучи женщиной умной, каковою по праву считала себя Ольга, было бы непростительной глупостью не воспользоваться этим.
Барон Остен-Сакен так и не воспользовался телефонным аппаратом. Все дела отошли на второй план, стали незначительными по сравнению с чувствами, которые переполняли его.
– У меня имение под Катовицами, – объявил Магнус Фабиан и просительно посмотрел на Ольгу. – Вы… не могли бы принять приглашение посетить меня в нем? Отдать, так сказать, мой сегодняшний визит к вам. У меня условия много лучше, чем здесь, и вы могли бы… немного погостить в нем… Если пожелаете…
Странно, но этот крепкий здоровый мужчина, который за несколько минут до этого пребывал в ярости и даже сломал переговорную трубку телефонного аппарата отеля, сейчас вел себя как агнец божий, из которого можно было вить веревки. Точнее, которого можно было стричь. Стричь, покуда на нем останется хотя бы клочок шерсти. После чего сделать ему ручкой.
Ольга мельком взглянула в лицо барона, на щеках которого застыл легкий румянец. Ошибиться она не могла: на этом лице были написаны все признаки влюбленности. И страсти, которую, как он ни пытался, скрыть ему не удавалось…
Приглашение, конечно, следовало принять. Но не сразу. Попросив время для раздумья, дабы она не показалась бы барону легкой добычей, после чего страсть обычно испаряется белым облачком. Вместе с любовью. Ольге же было нужно, чтобы это случилось далеко не сразу. Словом, повторялась история, имевшая место быть с другим бароном, Готшильдом, что так неожиданно (а возможно, и своевременно) отдал Богу душу в вагоне первого класса…
– Ваше предложение настолько неожиданно, что я должна подумать, – раздумчиво ответила Ольга. – Так или иначе, но я вам весьма признательна за приглашение.
– Так вы приедете? – почти вскричал барон и едва не бросился к Ольге, чтобы заключить ее в объятия. Положительно, Мангус Фабиан фон дер Остен-Сакен почти «спекся».
– Я скажу вам об этом завтра, – грудным голосом промолвила Ольга и взглянула на него так, что у барона ослабли коленки и стало горячо в самом низу живота.
– Где и как я смогу вас увидеть? – воскликнул он, уже не в силах сдерживать свой темперамент.
– Ну, вы мужчина. Решайте сами, – немного холодно и довольно капризно ответила Ольга.
– Я заеду за вами, – схватил он Ольгину руку и прижал к своей груди. – Завтра я заеду за вами, скажем, в одиннадцать часов.
– Нет, это будет слишком рано, – ответила Ольга.
– В двенадцать!
– Нет, барон, – после недолгого раздумья ответила Ольга. – Заезжать за мной, пожалуй, не надо. Давайте встретимся в кондитерской, что в квартале от отеля. Скажем, в семь часов пополудни…
– В семь? – разочарованно протянул фон дер Остен-Сакен.
– Да, – ответила Ольга. – Я же сказала вам, что должна подумать. Кроме того, у меня имеются дела, которые я должна закончить. Только по их завершении я стану свободной…
Барон улыбнулся. Ему понравилось слово «завершить», потому как это предполагало согласие женщины на поездку в имение.
– И заметьте, – Ольга отняла у него свою руку, – я еще не приняла никакого решения.
– Да, конечно, я понимаю, – крайне взволнованно сказал Магнус Фабиан. – В семь вечера в кондитерской!
– А теперь прощайте. Уже слишком поздно, – сказала Ольга и протянула руку для поцелуя. Барон припал губами к руке и задержался в сем процессе несколько дольше, чем это обычно происходит при галантном обращении с дамами, которые являются всего-то знакомыми.
«Закончить дела» значило для Ольги заполучить ботики. Ну, не в сандалиях же ей, в конце концов, ехать гостить в имение барона фон дер Остен-Сакена! Как-никак, она тоже «баронесса», стало быть, надо соответствовать!
Она оглядела свой наряд, единственный, что у нее остался. Что ж, здесь все в порядке: бархатное платье, блуза, жакет, шляпка из сарацинской соломки, зонтик как часть женского наряда, подчеркивающая статус. Собственно, зонтик для женщины как трость для мужчины: особой необходимости вроде бы и нет, однако деталь эта весьма существенная и невольно внушающая уважение.
Вечер следующего дня начался приходом Касперски. Сапожных дел мастер пришел аккурат в назначенное время и торжественно выставил перед Амалией-Ольгой замечательной красоты ботики на невысоком слегка скошенном каблуке. Их лакированная кожа подчеркивала изящество дамской обувки, а тонкий, немного изогнутый кверху носик был задирист и слегка агрессивен. Словом, ботики Ольге очень понравились.
– Замечательно! – воскликнула «баронесса» и принялась примерять ботики. Надев их, она прошла несколько раз по комнате из угла в угол. И хотя ноги в новой обуви чувствовали себя «как дома», скривилась и неожиданно захромала.
– Что, что такое? – обеспокоенно спросил Касперски.
– Левый немного жмет.
Ольга захромала еще больше и присела в кресло.
– Не может быть! – Касперски расстроился и чувствовал себя школьником, не выучившим урок. – Попробуйте еще раз.
– Нечего пробовать! – Ольга обожгла его взглядом. – И не вздумайте мне говорить, что «ничего страшного, ботики разносятся» и тому подобное. Обувь – такая вещь: либо подходит, либо нет.
Касперски стушевался. А ведь он собирался пригласить эту даму в ресторацию! Теперь у него просто не повернется язык сказать ей об этом. В общем, романтический вечер на некоторое время отменяется.
– Позвольте? – Сапожных дел мастер был крайне опечален, поэтому спросил очень тихо.
Ольга сняла с ноги левый ботик и протянула ему.
Касперски покрутил ботик в руках. Возможно, вот здесь, в подъеме слишком узко…
– Вы разрешите мне взять его? – спросил он убито.
