них мог нажать на курок, и тогда их злые лица будут последним, что он увидит в этой жизни.
Где-то за спиной он услышал тяжелое дыхание. Повернувшись, разглядел в двух шагах от себя высокого смуглого солдата с занесенным над головой автоматом. Набирая скорость, торец приклада обрушился на голову Анисимова.
Очнулся Анисимов в камере гарнизонной гауптвахты. Вот только что он здесь делает? По тусклому свету, пробивавшемуся сквозь крошечное окошко, догадался, что уже вечер.
Сознание помутилось, перепутав временно-пространственные ориентиры. Ему потребовалось время, минута, чтобы восстановить предшествующие события.
В это время дверца-«кормушка» на двери распахнулась, и в камеру подали кусок хлеба и какую-то жидкую баланду, едва закрывавшую дно тарелки…
Анисимов зажмурился. Образы, каким-то чудом восстановленные в памяти, явились настолько остро, что он вспомнил даже запах, исходивший из тарелки. Это был суп из перловки, который в обычных условиях он ни за что не стал бы есть, а тут съел сразу. И, помнится, эта еда показалась ему тогда необыкновенным лакомством.
Но уже последующие события вновь утонули в тумане. Анисимов не сумел даже вспомнить, как долго он пробыл на гарнизонной «губе», как его встретили в своем подразделении после длительного отсутствия. Жизненный отрезок из нескольких дней напрочь выпадал из его памяти, словно его не было вовсе.
– Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь о том, что кто-то влез в мое сознание, – сказал Анисимов после некоторого раздумья.
– И куда же ты исчез тогда? – продолжал допытываться Федор.
– Я, по-моему, исчез ненадолго, всего лишь на несколько дней.
– И что же ты помнишь?
– То, что со мной происходило, я помню очень смутно. Меня поместили на гарнизонную «губу». Остались только неприятные ощущения. Например, невыносимо тяжело было воспринимать, что меня выдернули из привычной среды. Припоминаю, что потом меня отвели в какое-то большое помещение, где было очень много народу. Не помню, что именно там происходило, но ощущение осталось самое гнетущее.
– Вспомни, что именно происходило. Это важно.
– Кажется, мне угрожали. Были какие-то ссоры.
Федор кивнул:
– Для меня все понятно. Твое сознание подвергли форсированной обработке.
– Что это означает?
– Если говорить иначе, тебя зомбировали.
– Вот как…
– Ты просто теряешь контакт с каким-то отрезком своего прошлого, и тебя программируют на неосознанное подчинение хозяину.
– Невеселые вещи ты мне рассказываешь. И кто же мой… хозяин?
– Это ты должен припомнить сам. Для начала расслабься. Попробуй сосредоточиться на чем-то одном. Попытайся сконцентрироваться на своем последнем дне, отключись от всего остального. У тебя должно получиться.
Позабыв о времени, Анисимов углубился в себя. И тут жгучая обида накрыла его с головой. Припомнилась круглая физиономия одного из «рексов», откровенно смеявшегося ему в лицо. Его хотели унизить, сломить волю к сопротивлению, чтобы он навсегда позабыл о себе прежнем. Такое впечатление, что все это происходило не с ним, будто бы все это ему приснилось. Рука тянется к его плечам, чтобы сорвать погоны. Еще один способ психологического давления, за которым последовал истерический смех, выводящий его из равновесия.
Губы Анисимова болезненно дернулись.
Будто фрагменты какого-то немого фильма, он видел смеющиеся физиономии, указательные пальцы, направленные в его сторону, обидные выкрики. В какой-то момент он перестал ощущать себя, на него навалилось тупое безразличие, и в этот момент ему припомнилась худощавая женщина в белом халате. Вот только лицо ее все время расплывалось, как это случается с изображением на рябящей водной глади.
Анисимов открыл глаза. Ощущение было скверное. Что же с ним было?
– Я вспомнил женщину. Она мне что-то говорила. Но никак не могу припомнить, что именно. Голос у нее легкий, обволакивающий. Возникает ощущение, что в него хочется завернуться и крепко уснуть.
– Теперь понятно. Именно эта женщина осуществила кодирование. Ты зомбирован. Такие мыслящие люди, как ты, очень плохо поддаются зомбированию. Для того чтобы его все-таки осуществить, нужно создать специальные условия. И похоже, что они сумели это сделать, после чего сумели закодировать тебя активным внушением.
– Почему именно я? Ведь в части были более подходящие кандидатуры.
– Я не думаю, что выбор был случаен. Операция тщательно планировалась. Ведь ты один из немногих, кому известно о всех секретах хранения ядерных зарядов. Ты знаешь, как проникать в шахты, как разблокировать ядерный снаряд и еще множество мелочей, о которых не может знать ни один офицер в части. Даже я этого не знаю…
– Каким образом они могут воздействовать на меня теперь?
– Способов много. Могут произнести ключевое слово, которое подразумевает какую-то определенную команду.
– Я буду об этом помнить? Осознавать?
– Возможно, что даже не будешь. Если тебе было сделано мягкое кодирование, то ты будешь глубоко убежден в том, что это твои самостоятельные действия и ты поступаешь таким образом безо всякого принуждения со стороны. Кстати, а ты ничего такого за собой не замечал?
Анисимов задумался.
– Ничего особенного. То, что и всегда. А может, обо всем этом следует сообщить в ФСБ?
– А что ты, собственно, сообщишь? Какие-то догадки? Сейчас такими умозаключениями забиты все каналы телевидения. В самом лучшем случае тебя могут выслушать. Но вряд ли предпримут какие-то серьезные действия.
– Все понятно. Нужно ехать в тайгу и на месте во всем разобраться. Действительно ли в шахте остались заряды?
– Пожалуй, это самое разумное. Так ты сказал, что за тобой следят?
– Похоже на то.
– Давай тогда поедем вместе. Мало ли чего…
Анисимов испытал чувство облегчения, уговаривать Федора не пришлось.
– Слушай, – удивился Анисимов, – а ведь мы с тобой под разговор ноль семьсот пятьдесят уговорили и не заметили.
– Я же тебе говорю – нектар, а не водка. – Федор отставил пустую бутылку, почесал в затылке, а потом решительно встал и достал из холодильника еще одну. – Гулять так гулять! Давно не виделись. Не боись, – заметив протестующий взгляд Анисимова, сказал Федор. – От «Русского Размера» похмелья не бывает. Вот поедем с тобой в тайгу, надо будет прихватить с собой несколько бутылочек.
– Надо, – охотно согласился Анисимов, – скрасит время в дороге. Постой, а как же Ольга? – Он посмотрел на Федора.
– А что Ольга? У нас ведь не семья. Хорошо, что пригрела на некоторое время, пора и честь знать. – Широко улыбнувшись, Терехин добавил: – Она меня не простит, если я оставлю тебя в одиночестве. Ты возьмешь с собой кого-нибудь?
Анисимов охотно кивнул:
– Возьму.
– Девушка?
– Разумеется.
– Я ее знаю?
– Думаю, что нет.
– Как ее зовут?
– Ангелина.
