зверь осторожный, опытный.
На молодого мужчину, стоящего на перроне, Петр Самохин обратил внимание сразу же, как только вошел на вокзал. От других пассажиров, состоявших в своем большинстве из крестьян и торговцев, он отличался одеждой. Дорогое длинное драповое пальто, кожаная кепка, вместо сапог – добротные ботинки на кожаной подошве.
Несмотря на круговерть, царившую на вокзале, он не смешивался с толпой, да и окружающие сторонились его.
Холеное лицо мужчины выглядело непроницаемым, вот только глаза с пренебрежением посматривали на окружающее.
С первого взгляда было понятно, что на вокзале он человек случайный. Такому типу впору разъезжать по Москве на рысаках и, пощелкивая пальцами, останавливаться у крыльца столичных ресторанов. А он стоит тут, на пыльном перроне.
По внешнему виду коммерсант, а то и жиган.
В нынешнее время это так тесно переплетается, что порой неотделимо одно от другого.
– Посмотри на того парня, – кивком показал Самохин Кравчуку на молодого мужчину. – Что-то он ведет себя как-то не так.
– Я его тоже приметил, – согласился Федор. – У него глазки так и забегали, когда ты на него посмотрел.
– Не смотри на него, отвернись, – негромко сказал Петр. – Будем проходить мимо, тогда и возьмем. Только будь осторожен, он через пальто может пальнуть. Идем?
– Пойдем, – сказал Кравчук, откинув недокуренную папиросу.
Боковым зрением он заметил, как лицо франта вдруг приняло жестковатое выражение, а правая рука медленно поползла во внутренний карман.
– Григорий! – неожиданно крикнул Петр, помахав рукой. – Чего ты стоишь? Мы тебя уже давно ищем. К нам иди! – Поймав недоуменный взгляд Кравчука, он продолжал: – Ну чего ты головой крутишь? Мы здесь.
Рука франта застыла на половине пути, а длинные холеные пальцы нервно поправили отворот пальто. Чуть приподняв голову, он посмотрел в ту сторону, куда смотрел Самохин, пытаясь отыскать среди толпившихся на перроне пассажиров неведомого Григория. В это самое мгновение, стараясь не упустить из внимания руку, державшую отворот, Петр бросился на франта и, сбив его с ног, прижал к земле.
– Лежать! Чека! – крикнул Кравчук, размахивая пистолетом. – Документы!
– В чем дело? – недовольно прохрипел ошеломленный франт. – Вы меня приняли за кого-то другого.
– Поднимайся, – потянул Самохин его за воротник. – А теперь документы.
Франт потянулся к карману.
– Руки за голову! Я сам достану.
Вокруг них образовалась плотная толпа. По тому, как колыхнулся первый ряд собравшихся, становилось ясно, что задние наседают. Понятно – до отправления поезда минут сорок, а тут такое развлечение. А если кого застрелят, так будет что пообсуждать в дороге.
– Разойдись! – крикнул Кравчук, махнув пистолетом. – Разойдитесь, граждане!
Первые ряды потеснились.
– Вот так, граждане. Еще, еще!..
Петр привычно обшарил карманы длинного пальто:
– Ого, что-то тяжелое.
– Это портсигар, – процедил сквозь зубы франт.
– Сейчас поглядим. – Сунув руку в карман, Самохин вытащил тяжелый серебряный портсигар. – Точно, не соврал... А здесь что у тебя? – ощупал он пальто спереди.
Франт слегка подался вперед.
– А ну не дергаться! – сурово предупредил его Кравчук. – А то я тебя быстро продырявлю.
– Пальто расстегни.
Тонкие пальцы франта нервно пробежали по пуговицам, пальто распахнулось.
– Не дергайся. Ноги шире. Вот так!
Петр уверенно сунул руку во внутренний карман пальто и вытащил револьвер.
– Хм... А это, по-твоему, коробок спичек?
– Так получилось, – неловко принялся оправдываться франт. – Время сейчас неспокойное, мало ли... А так показал, и сразу разговор кончен. Да он у меня и не стреляет. Хотите покажу! – протянул он руку.
– Назад! – придержал его Кравчук. – А теперь руки за спину. Вот так, пошел! Ну чего столпились, товарищи? – прикрикнул он на толпу, которая, казалось, сбежалась сюда со всего вокзала. – Ничего особенного не произошло. Всем расходиться!
Глава 39
ДОПРОС НА ЛУБЯНКЕ
Белобрысый красноармеец привел в кабинет молодого мужчину в длинном пальто и дорогом темно-коричневом костюме. Тот держался уверенно, с подчеркнутым равнодушием.
– Садитесь, – указал Сарычев на стул напротив своего стола.
Поблагодарив легким кивком, задержанный уверенно сел.
Раскрыв паспорт, Сарычев прочитал:
– Сеничкин Владимир Петрович. Что же это вы с оружием-то ходите? Неужели порядков не знаете? Время сейчас непростое. За такое очень строго могут спросить.
– Да бес попутал! – в отчаянии воскликнул Сеничкин. – Во дворе валялся. Ну я его и поднял. Хотел в милицию отнести, а потом забыл.
– А карман-то не оттягивало? Все-таки не пять копеек.
– Да разве думаешь об этом? Лежит себе, ну и ладно.
– И куда же вы направляетесь, Владимир Петрович?
– В деревню, тетку надо навестить.
– А в какой деревне она живет?
Подбородок Сеничкина чуть дрогнул, но ответил он уверенно:
– Деревня Макеевка.
– Вот как! – обрадованно воскликнул Сарычев. – А я ведь там всех хорошо знаю. У меня там брат живет. Как зовут вашу тетку?
– Маруся... Наумова.
– Что-то припоминаю. Она случайно не в том доме живет, что около леса?
– В нем. Так отпустите? Ну виноват я, надо было сразу отнести к вам револьвер.
– Хватит ваньку валять! – строго сказал Сарычев. – Нет в Макеевке леса. Да и Маруси Наумовой тоже нет. – Тряхнув паспортом, он добавил: – Кто это тебе фотографию-то заклеивал? Уголок-то топорщится. Да и печать размазана. Начнем все сначала – кто ты такой?
– Раскусил ты меня, начальник. Голубятник я. Бывает, на чердак залезу, бельишко сопру, вот тем и живу.
– А свое пальто ты, значит, на старое бельишко выручил?
– Здесь мне просто повезло. На барахолке я его купил. Новое досталось. Я его только почистил малость, да и надел.
– А кровь эта откуда на рукавах? – ткнул пальцем Сарычев.
Страх, мелькнувший на лице Сеничкина, через мгновение сменился отчужденно-равнодушным выражением. Сарычев видел, что ему очень хотелось посмотреть на рукав. Вот голова слегка наклонилась, но неожиданно его веки прикрылись, и, вскинув подбородок, он процедил, едва скрывая злобу:
– На понт берешь, начальник! Видал я таких.
Сарычев довольно хмыкнул:
– Не сомневаюсь. Значит, все-таки с чалкой знаком.
– По молодости получил судимость, честно скажу, – приложив руки к груди, покаялся задержанный. – Из авоськи у одной тетки два огурца стащил. Но больше ничего не было, как на духу говорю!
