следовало поостеречься.
Здание исторического музея Саторпин нашел без труда: на фоне других развалин оно отличалось сохранившимися стенами с высокими проемами для стекол, а в груду кирпичей, уложенных аккуратным рядком, был воткнут толстый шест, на котором была прикреплена табличка: «Исторический музей». На улице перед фасадом здания прохаживался американский караул. Еще два человека заняли место прямо на развалинах здания. Американцы еще не теряли надежды отыскать в руинах нечто ценное. Сегодня утром Савва Саторпин проходил мимо здания и наблюдал за тем, как разбирали завалы исторического музея, а из подвалов извлекали уцелевшие ценности, прятали их в громоздкие деревянные ящики, чем-то напоминающие гробы, и увозили в сторону американской комендатуры. Лица, преисполненные вдохновения, как если бы откапывали сокровища Трои. Судя по масштабу разрушения, им предстоит проработать на этом месте еще не один день.
Через квартал будет подземелье Оберон-Шмидгассе. В скале под школой на Паниерплац помещался схрон, в котором немцы спрятали часть имперских сокровищ. В основном там были картины.
А вот и школа. Не столь помпезная, как исторический музей, но вполне узнаваема. Стены, стоявшие без крыши, почти не пострадали. А верхние этажи, сложившись, будто бы в картонной коробке, лежали под развалами на нижних.
Капитан Саторпин осмотрелся.
Вокруг ничего настораживающего. Никто не требовал у него документов, не наставлял ему в лицо ствол автомата, а тишина была такая, что давила на барабанные перепонки. Под ногами пискнул кот и, сгорбившись, стал отираться боком о сапоги. Наклонившись, капитан Савва погладил животину по гладкой шерсти. Кот немецкий, а ведет себя в точности, как российский. Послышалось его утробное мурлыкание, кот давно соскучился по ласке, и для него не было особой разницы, чья рука его приласкает: немецкая или русского солдата.
– Не до тебя мне сейчас, – разогнулся Саторпин.
Стараясь не наступать на кровельное полотно, капитан затопал в глубину здания. Забравшись вовнутрь, капитан Саторпин включил фонарь. Нависшие своды напоминали палеолитовые пещеры. Некоторые лазы были настолько узкими, что в них не смог бы протиснуться даже ребенок. Именно там экспертов ожидали наиболее важные открытия. Дальше углубляться не стоило, завалит, не ровен час. Открыв ящик, капитан развернул стекловату и еще раз посмотрел на копье, в который раз убеждаясь, что оно совершенно не отличимо от настоящего, и уверенно затолкал его в одну из каменных ниш. Хмыкнув, подумал о том, какой переполох возникнет среди экспертов, когда под развалинами дома они обнаружат Копье судьбы. Подняв обломок мела, написал на крышке по-немецки крупными буквами: «Меч святого Маврикия». Пусть сначала поломают голову, затем для верности прикрыл ящик камнем и затопал в обратную дорогу.
Глава 29
КОПЬЕ СУДЬБЫ, СЭР?
– Вы неважно выглядите, – сказал капитан Хорн, когда Шмайсснер сел на стул. – За последние два дня вы еще более осунулись.
В кабинете капитана было неуютно, под самым потолком полыхала лампа без абажура, будто раздетая донага. Неровный свет падал на лицо Шмайсснера, заострив и без того исхудавшее лицо.
– Я уже давно успел понять, что плен – не санаторий.
Уолтер невольно усмехнулся:
– А вы не теряете присутствие духа. Это хорошо. Если бы вы меня послушали, то получали бы отличное питание.
– Ничего, как-нибудь обойдусь.
– Я тут проанализировал магнитофонную запись и обнаружил кое-что весьма занятное. Хотите послушать?
Шмайсснер пожал плечами:
– Включите, если это вам доставит удовольствие.
– Ну что ж, извольте, – ткнул он пальцем в клавишу магнитофона, стоящего перед ним на столе.
Комната наполнилась звуками борьбы. Звучала брань. Скрипнули по полу ножки стула, – это вскочил конвой, чтобы растащить арестованных. Уолтер Хорн с торжествующей физиономией выключил магнитофон.
– Вы ничего не хотите мне сказать?
Шмайсснер развел руками:
– Увы, я вам сказал все.
Хорн прибавил звук, и в комнате отчетливо послышалось:
«– Держись».
– Что вы на это скажете, господин штандартенфюрер СС?
Подбородок Шмайсснера дрогнул, и яркий свет еще более оттенил двухдневную щетину.
– Почему вы не повесите абажур, свет бьет прямо в глаза, он мне мешает.
– Хм… Как-нибудь повешу. Никак не могу подобрать подходящего. А может, вы мне порекомендуете что-нибудь? Например, один из тех, что вы поставили на поток в Дахау. Кажется, он был из человеческой кожи. Чего же вы молчите? Русские еще не знают об этом. Ведь ваша бригада служила и на территории Белоруссии. Им будет очень интересно узнать, что вы там делали. А вы молодец, такой спектакль разыграли с этим Остером Герретом. Какая это система? Станиславского? Вы часом не пробовали себя в театре? Вы чертовски талантливы!
– Что вы от меня хотите?
– Я хочу знать, где находится Копье судьбы.
– Хорошо, я вам скажу. Но мне нужны гарантии того, что вы не сдадите меня русским.
– Даю вам слово офицера, что мы вас не сдадим русским, если вы покажете нам, где копье.
– Я вам верю. Священное копье находится совсем недалеко отсюда… На Оберон-Шмидгассе, близ школы имеется подземелье, вот в нем в одной из каменных ниш и находится Священное копье.
Узнав от Шмайсснера о том, где находится Копье судьбы, капитан Хорн хотел было отправиться на его поиски тотчас, он даже взялся за трубку телефона, чтобы поднять по тревоге комендантский взвод. Но, поразмыслив, решил не торопиться. Ночь наступала с такой отчаянной решимостью, как если бы хотела взять реванш за отступления фашистов. С ней следовало считаться и подготовиться заранее. Во-первых, нужно будет оцепить все здание школы, чтобы ни одна живая душа не могла просочиться за оцепление, а во-вторых, следует вести розыски с такой дотошностью и осторожностью, как если бы от предстоящих раскопок зависела судьба нации.
Кажется, именно там сейчас работает этот недотепа майор Крис Саймон. Накануне кто-то из солдат обнаружил в этом районе предметы старины. Пусть работает! Во всяком случае, вреда не принесет. Половину ночи он не спал, все боролся с искушением: а не сообщить ли генералу Паттону о находке?
А когда все-таки сомкнул глаза, то уснул безмятежно, с легким сердцем.
Работа, доставшаяся майору Крису Саймону, была не шибко обременительной. Его пригласили в Германию как эксперта-историка по розыску имперских ценностей. Правда, командование не учло одного существенного момента – он никогда не занимался германской историей, даже в Европе ему бывать не приходилось, за исключением того случая, когда, вылетая из Нью-Йорка в Южную Африку, он сделал пересадку в Мадриде. Но и то ненадолго, ровно настолько, чтобы размять затекшие во время полета ноги, выпить чашку кофе и полистать свежие газеты. Собственно, Европа никогда не входила в сферу его интересов, так как он был специалистом по культуре инков.
Но неожиданно новая работа его захватила всерьез, и он считал большой научной удачей, что судьба подкинула ему столь интересный исторический пласт.
Научные изыскания сводились к тому, чтобы описывать имперские ценности, систематизировать найденные предметы, составлять каталоги и определять их значимость (последнее было самым трудным). Обложившись разного рода справочниками, Крис Саймон старался быть как можно объективнее в своей деятельности.
В этот раз в комендатуру, где ему отвели место, пришли два пехотинца и сообщили о том, что среди развалин Оберон-Шмидгассе был выявлен вход в подземелье, который неожиданно привел к помещению,
